Злые духи - Евдокия Аполлоновна Нагродская
– А как же наше tournee du Grand Duc? – спросил Ремин.
– Идите одни, если есть охота, я спать хочу! Заходите, Ремин.
– Тамара Ивановна меня не приглашает, – удерживая ее руку, сказал Леонид, – а между тем нам много нужно поговорить, помните наш неоконченный последний разговор на мосту? Я вам принесу еще книгу.
– Не буду я больше читать этой дряни, – поспешно выдернула она руку.
– Испугались?
– Глупости! Еще что! Просто времени нет эту ерунду читать, – буркнула она, направляясь к двери.
* * *
Леонид, улыбаясь, посмотрел ей вслед и потом, снова принимаясь за свой чай с сэндвичем, заговорил с досадой:
– Боже мой, как я сегодня глупо провел день! Я рано встаю, беру холодную ванну и сажусь за работу до завтрака, после завтрака делаю небольшую прогулку и работаю до обеда, а сегодня поутру меня оторвали от работы дела́, а после завтрака Дора потащила с визитами, обедали гости, после обеда я сам пошел в гости и вот теперь уже час ночи, а я сижу в кафе, значит, завтра просплю, так как ложусь всегда не позже одиннадцати. Я страшно броню Дору за потерянный день, а никогда не могу отказать ей.
– Вы, кажется, очень дружны с вашей сестрою?
– О, конечно. Это такое милое существо. Я имею все преимущества жизни женатого человека и полную свободу холостяка. Только совместная жизнь с сестрой и может дать это. Я очень люблю Дору, и больше всего за то, что она меня любит. Вам кажется это эгоизмом? Но скажите, разве не приятно быть любимым… Мне бы хотелось быть для какого-нибудь человека всем! Мне бы хотелось, чтобы меня любили так, чтобы исчезли все остальные привязанности. Конечно, всякий или почти всякий человек может найти такую женщину, но я такой любви не хочу: чувственная любовь – дешевая любовь, хотя, может быть, и самая сильная. Значит, любовницы мне не надо. Сестра меня обожает, но найдется мужчина, в которого она влюбится, и все ушло. Нет, я бы хотел, чтобы меня любили, как иногда фанатические подданные любят своего короля! Вот это настоящая любовь – идти в изгнание за изгнанным королем. Бросить жену, детей, родину и идти! Идти за таким королем, который не заслуживал этой преданности, а напротив – был жесток и немилостив. Вот если бы я был таким королем, я бы полюбил этого подданного. А женская любовь! Что она стоит? Самая сильная, самая страстная – грош ей цена.
– А мало ли женщин жертвуют всем для любимого человека, не будучи никогда его любовницей, – заметил Ремин.
– Ах, оставьте, это патологические случаи, это утонченное сладострастие! Или она не теряет надежды стать его… Однако пора домой – страшно поздно! Приходите к нам, да поскорей, – улыбаясь, пожал Леонид руку Ремина.
– Дарья Денисовна пригласила меня завтра вечером.
– Ну, вот и отлично, я непременно буду дома.
* * *
На столе, на темной плюшевой скатерти, между старинным ларцом, вазой с цветами и несколькими альбомами грудой лежали крошечные книжечки, где каждая страница состояла из пестрого лоскуточка материи – это были образцы, присланные Доре поставщиком.
Маленькие изящные ручки нетерпеливо перебирали эти книжечки.
Она перелистывала их, прикладывала один образчик к другому, подносила к лампе.
Ее брови были нахмурены, и лицо выражало озабоченность.
– Лель! – наконец жалобно протянула она. – Не могу решиться, помоги мне.
На диване, куда не достигал свет от лампы, послышался шорох, и сонный голос Леонида так же жалобно протянул:
– Избавь меня от этого, неужели не довольно, что я согласился идти на этот костюмированный бал! Я еду с одним условием, что меня оденут и повезут.
– Ах, ну что же я буду делать, дай хоть совет.
– Совет? К тебе сегодня придет Ремин, он художник – ну и попроси его выбрать себе костюм.
Несколько пестрых книжечек упали со стола, Дора нагнулась их поднять. От этого усилия ее щеки залились румянцем.
– Да… пожалуй, – сказала она перебирая образчики.
– Мне очень нравится Ремин, – послышался сонный голос с дивана.
– Да, ничего… он милый.
– Что это ты так равнодушно говоришь о нем?
Голос еще был сонный, но уже немного насмешливый.
– А почему мне не говорить о нем равнодушно? – спросила она обиженным голосом.
– А потому, что ты все время так восхищалась, так кричала о нем.
– Я очень ценю его талант… но почему я должна восхищаться им самим?
– Он очень красив.
– Не нахожу, – пристально рассматривая пестрые лоскуточки, отвечала она.
– Неужели? Он высок, строен, у него красивые глаза, красивый рот, ему бы сбрить бороду… Я люблю серые глаза у смуглых брюнетов. Мне нравятся его брови, приподнятые у висков, как и углы глаз… А когда он снимает пенсне, у него глаза делаются рассеянно-наивными, это удивительно идет к нему. У него в лице какая-то милая смесь мужества и ребячества, утонченности и здоровой простоты… Может быть, эта простота тебе и не нравится?
– Ах, я не имела времени так подробно его рассматривать, и потом, он наверное неглубокий человек.
– Почему ты это заключаешь?
– А потому, что на него совершенно не подействовала та ужасная драма, которая произошла в его семье. Я нечаянно заговорила об этом и сама испугалась, что дотронулась до такой ужасной раны, а он… он мне предложил пробежаться по площади Согласия, – с негодованием воскликнула Дора.
С дивана послышался смех.
– Ах, как это славно! Неужели ты не побежала?
– Какие глупости!
– Вот эта экспансивность детская, милая – очаровательна в нем. На этого человека можно положиться, я уверен, что он понимает и дружбу, и любовь, и понимает серьезно. Счастливая эта Варвара Трапезонова!
– Что?! Почему? – вдруг сделала она резкое движение.
Книжечки, которые она машинально складывала пирамидкой, разлетелись по столу.
– Потому, что он в нее влюблен.
– Откуда ты знаешь?
– Я упомянул о ней при нем, он смутился и покраснел. Это было так мило, что мне захотелось поцеловать его… А это была бы хорошая пара – вот поспособствуй этому браку, ты так любишь устраивать свадьбы… Они оба, верно, по робости не решаются высказаться.
Она молчала, пристально рассматривая на свет образчик.
– А, может быть, и рарá Трапезонов мешает? – опять сказал он.
– Ах боже мой, какое же мне дело!
– Варвара твоя подруга.
– Какая она мне подруга? Это холодная, деревянная девушка! У нее нет никаких чувств, и я поздравляю Ремина с выбором!
– Знаешь, я не допускаю, чтобы какая-нибудь женщина могла устоять перед Реминым, если бы он полюбил ее.
