Рецепт любви. Жизнь и страсть Додена Буффана - Марсель Руфф
И это лишь незначительные ошибки. Есть и такие, которые вызвали во мне гнев такой силы, что я чуть не устроил, друг мой, прискорбный скандал. Этот шеф-повар – негодяй, а его хозяин – человек, лишенный всякого вкуса. Сожалею, что приходится говорить такое о принце, который желал нам исключительно добра. Но допустимо ли заглушать божественные ароматы природы столь мудреными соусами! Как можно прочувствовать под голландским соусом вкус и аромат говядины? И это я еще не говорю о том, что мясо взяли от животного, откормленного на пересушенных пастбищах. Банальность этого голландского соуса показалась мне совершенно идентичной банальности бешамеля. И эти дикие утки в устричном соусе, где не понятно, какой вкус преобладает над каким, – у этого чертового повара даже не хватило наглости пожелать, чтобы я попросил добавки его панада и фазанов! Ах, Рабас! Этот человек принадлежит к той отвратительной породе халтурщиков, которые утром готовят три кастрюли соусов: испанский, ру и бешамель, а потом распихивают их в разных количествах по своим блюдам, не заботясь о высших законах сочетания, соединения, противопоставления, света и тени, с помощью которых сохраняется сама суть вкуса, характер растения или животного и скрашиваются все их недостатки и изъяны, в результате чего мы создаем шедевр, раскрываем истинную душу в материи. Разве это кухня, друг мой? Ну, может, для ирокезов, для принцев, для немцев, но не для нас.
Доден-Буффан замолчал. Рабас, завороженный этими глубокими размышлениями, не проронил ни слова. Вечер уже бродил по склонам Юра, под деревьями, у ручьев, и дневная пыль, гонимая наступающей прохладой, уже не оставляла в затихающем воздухе ничего, кроме широких полос голубоватого тумана. Стада шли, звеня, с водопоя. Женщины сидели возле ограды пастбищ. Лето постепенно погружалось в ночь.
– Я преподам этому принцу урок! Я отправлю ему приглашение на обед, Рабас! – заключил Доден.
Бобуа, Маго и Трифуй ждали возвращения путешественников в кабинете хозяина. Но тот в расстроенных чувствах попросил Рабаса извиниться перед ними. Перед тем как лечь спать, он попросил подать ему в спальню наваристый консоме с яйцом пашот и несколькими веточками эстрагона, индейку в винном желе и фрикасе из спаржи. Он макнул несколько печений в стакан с гренашем, выпил огромную чашку липового чая с медом, а затем улегся в прохладную постель, где ему приснился повар с мрачным квакерским лицом, одетый наполовину как официант, а наполовину как дьявол, который насильно заставлял его месить гигантские кастрюли с густым соусом, приготовленным из минеральных спиртов и каких-то ужасных химических эссенций.
В единственной во всем городе карете, перекрашенной, покрытой лаком и застеленной пыльными коврами, библиотекарю Трифуйю было поручено в назначенный день забрать принца. Тем самым Доден-Буффан хотел показать его высочеству, что его «свиту» составлял не только один Рабас.
Он никому не доверил мыть сервиз в маленький голубой цветочек из такого тонкого фарфора, что нож скользил по нему, как по ледяной поверхности, – драгоценный сервиз, доставшийся ему от прабабушки.
Принц с волнением и радостью принял приглашение прославленного гурмэ. И дабы не пропустить этот пир, который окончательно бы выделил его среди правителей мира и наделил, как он полагал, более редким и ценным благородством, чем все его гербы, он распустил тотчас всех своих советников и отложил до неопределенного времени отправление всех депеш. Он заранее представлял себе, плача от радости, все те кулинарные изыски, которыми мэтр собирался его угостить.
Доден ожидал его в своей библиотеке в окружении Рабаса, Бобуа и Маго: все четверо в сюртуках, элегантных, но ладно скроенных, чтобы ничто не мешало противостоять гигантскому пиршеству.
Церемония представления завершилась – после чего у наследника Евразии сразу же, помимо его воли, сложилось впечатление, что эти завсегдатаи стола, эти боги кухни ничем не уступают ему в его познаниях, – и коронованному гостю предложили освежиться арбуа с нотками гвоздики, в меру охлажденным, а также горькими итальянскими настойками, приправленными эссенциями клубники и лимона, после чего вся компания незамедлительно перешла в столовую, где в такую жару царила райская тень, весьма благоприятствовавшая для столь торжественного мероприятия. Сервировка стола из фарфора, серебра и полевых цветов, небрежно расставленных на тонкой и безупречной скатерти, создавала атмосферу гармонии и умиротворения, исполненного достоинства, сердечности и утонченности. Как только все удобно устроились в этих огромных креслах, в которых мэтр любил сидеть и подолгу размышлять, Доден встал и зачитал меню, записанное на листке бристольского картона:
– Меню обеда, приготовленного месье председателем Доденом-Буффаном для его королевского высочества наследного принца Евразии:
закуски перед супом,
суп Адели Пиду,
фритюр Брийя-Саварена,
потофе[16] Додена-Буффана с овощами,
соус субиз,
десерты,
белые вина с виноградников Кот-де-Дезале и Шато-Грийе,
красные вина с виноградников Шатонеф-дю-Пап и Сегюре-де-Шамболь.
На этом было все. Он сел. С последним словом неловкое и жестокое разочарование опустилось на стол, перед которым только что рухнуло так много иллюзий и надежд. Гости больше не осмеливались смотреть друг на друга, и, хотя молчание странным образом тяготило их, они не могли выдавить из себя ни слова. Принц размышлял о том, что это скудное меню недотягивало даже до первой подачи блюд на его приеме, и уже жалел, что не поел ничего дома перед тем, как согласился принять это предложение. Четыре блюда – это все, что он потом будет рассказывать об обеде у самого Додена-Буффана?!
Трифуй, Рабас, Бобуа и Маго разрывались между ужасом перед королевской особой и разочарованием, ведь они мнили, что этот день станет кульминацией их восхождения к трансцендентным вершинам кулинарного искусства. Впрочем, они ни на секунду не сомневались в том, что даже столь коротенькое меню будет абсолютно безупречным.
Доден-Буффан, едва сдерживая улыбку, которая предательски старалась слететь с его губ, всем своим весом плюхнулся в кресло и сел поудобнее.
Один из тех моментов, полных тревоги, повис в воздухе, и гости вдруг пожелали, чтобы земля разверзлась у них под ногами и
