Болеслав Прус - Кукла
"А он все-таки не в своем уме", - подумал Вокульский и сказал вслух:
- Что же мешает вам осуществить эти планы?
- Отсутствие денег и помощников. Для открытия последнего звена нужно провести примерно восемь тысяч опытов, одному человеку на это потребовалось бы лет двадцать. Но четверо могли бы сделать ту же работу за пять-шесть лет...
Вокульский встал и в раздумье прошелся по комнате; Гейст не сводил с него глаз.
- Допустим, - заговорил Вокульский, - что я мог бы дать вам средства и одного... даже двух помощников. Но где же доказательство, что ваши металлы не мистификация, а ваши надежды - не самообман?
- Приди ко мне, осмотри все сам, сделай несколько опытов и убедишься. Другой возможности я не вижу.
- А когда можно прийти?
- Когда хочешь. Только дай мне несколько десятков франков, а то мне не на что купить нужные препараты. Вот мой адрес. - И Гейст протянул Вокульскому грязный листок бумаги.
Вокульский дал ему триста франков. Старик уложил свои образцы в шкатулку, запер ее и, прощаясь, сказал:
- Черкни мне несколько слов накануне прихода. Я почти не выхожу из дому... все стираю пыль с моих реторт.
После ухода гостя Вокульский был как в чаду. Он то глядел на дверь, за которой исчез химик, то на стол, где минуту назад лежали сверхъестественные предметы, то ощупывал свои руки и голову и ходил по комнате, громко стуча каблуками, чтобы убедиться, что он не грезит, а бодрствует.
"Но ведь это было, - твердил он себе, - этот человек действительно показал мне какие-то два вещества: одно тяжелее платины, а другое значительно легче натрия. И даже заявил, что ищет металл легче воздуха!"
- Если во всем этом не кроется какой-то непостижимый обман, - громко сказал он, - то вот она, идея, которой стоит посвятить годы каторжного труда. Я нашел бы не только всепоглощающее занятие и осуществление своих самых смелых юношеских мечтаний, но и цель, прекраснейшую из всех, к каким когда-либо стремился человеческий дух. Вопрос воздухоплавания был бы решен, люди получили бы крылья.
Потом он опять пожимал плечами, разводил руками и бормотал:
- Нет, немыслимо!
Бремя новых истин - или новых заблуждений - так придавило его, что он почувствовал необходимость поделиться с кем-нибудь своими мыслями, хотя бы частью их. Он спустился в приемный зал на втором этаже и вызвал Жюмара.
Он никак не мог придумать, с чего начать этот странный разговор, но Жюмар сам облегчил ему задачу. Едва войдя, он сказал со сдержанной улыбкой:
- Старый Гейст, уходя от вас, был очень оживлен. Что ж, он вас убедил, или вы разгромили его?
- Положим, разговорами никого не убедишь, нужны факты, - возразил Вокульский.
- А были и факты?
- Пока только обещания... Однако скажите: что бы вы подумали, если б Гейст показал вам металл, во всех отношениях похожий на сталь, но раза в два-три легче воды? Если б вы собственными глазами видели такой металл, ощупывали его собственными руками?
Улыбка Жюмара превратилась в ироническую гримасу.
- Боже мой, да что сказать на это? Профессор Пальмиери показывает еще большие чудеса за пять франков с человека...
- Какой Пальмиери? - удивился Вокульский.
- Профессор-магнетизер, знаменитость... Он живет в нашем отеле и три раза в день дает магнетические сеансы в зале, куда втискивается от силы человек шестьдесят... Сейчас как раз восемь часов, начинается вечернее представление. Хотите, пойдем туда; у меня право бесплатного входа.
Вокульский покраснел так сильно, что румянец залил все его лицо и даже шею.
- Ну что ж, пойдем к профессору Пальмиери, - сказал он, а про себя добавил: "Значит, великий мыслитель Гейст - попросту жулик, а я, дурак, плачу триста франков за зрелище, цена которому не более пяти... Как он провел меня!"
Они поднялись в третий этаж, где помещался салон Пальмиери. Нарядная публика почти заполнила зал, обставленный с роскошью, отличающей весь отель. Зрители - пожилые и молодые, женщины и мужчины - с величайшим вниманием слушали профессора Пальмиери, который как раз заканчивал краткое вступительное слово о магнетизме. Это был человек средних лет, поблекший брюнет со всклокоченной бородой и выразительными глазами. Его окружало несколько красивых женщин и молодых мужчин с болезненно бледными и апатичными лицами.
- Это медиумы, - шепнул Жюмар. - На них Пальмиери показывает свои фокусы.
Зрелище, продолжавшееся около двух часов, состояло в том, что Пальмиери усыплял своих медиумов взглядом, причем они могли ходить, отвечать на вопросы и выполнять различные действия. Кроме того, усыпленные по приказанию магнетизера проявляли то необычайную мускульную силу, то еще более необычайную потерю чувствительности или же, наоборот, обострение всех чуств.
Вокульский впервые наблюдал подобные явления и отнюдь не скрывал своего недоверия; заметив это, Пальмиери пригласил его пересесть в первый ряд. После нескольких опытов Вокульский убедился, что наблюдаемые им явления - не шарлатанство, а факты, основанные на каких-то еще не изученных свойствах нервной системы.
Более всего поразили и даже ужаснули его два опыта, отдаленно напоминающие события его собственной жизни. Опыты состояли в том, что профессор внушал медиуму вещи несуществующие.
Пальмиери дал одному из усыпленных пробку от графина и сказал, что это роза. Медиум тотчас же принялся нюхать пробку, по-видимому испытывая при этом большое удовольствие.
- Что вы делаете? - воскликнул Пальмиери. - Ведь это вонючая смолка!
И медиум немедленно с отвращением отшвырнул пробку, начал вытирать руки и жаловаться, что они дурно пахнут.
Другому профессор дал носовой платок, сказав, что он весит сто фунтов; усыпленный согнулся под тяжестью платка, дрожал и обливался потом.
Глядя на это, Вокульский сам вспотел.
"Теперь я понимаю, в чем секрет Гейста. Он замагнетизировал меня!.."
Однако всего мучительнее ему было наблюдать, как Пальмиери, усыпив какого-то тщедушного юношу, обернул полотенцем совок для угля и внушил своему медиуму, что это молодая, прелестная женщина, в которую тот влюблен. Замагнетизированный обнимал и целовал совок, становился перед ним на колени, лицо его выражало все оттенки страстного обожания. Когда совок положили под кушетку, юноша пополз за ним на четвереньках, по пути оттолкнув четырех сильных мужчин, пытавшихся его удержать. А когда под конец Пальмиери спрятал совок и заявил юноше, что возлюбленная его умерла, тот впал в такое отчаяние, что бросился на пол и стал биться головой об стену... Тут Пальмиери дунул ему в лицо, и молодой человек проснулся, весь в слезах, под гром аплодисментов и взрывы смеха.
Вокульский бежал из зала в ужасном раздражении.
"Значит, все - ложь! И якобы гениальные открытия Гейста, и моя безумная любовь, и даже она... Она тоже - лишь порождение моего отуманенного воображения... Пожалуй, единственная реальность, которая не обманывает и не лжет, это смерть..."
Он выскочил на улицу, вбежал в кафе и заказал коньяк. На этот раз он выпил полтора графинчика и, опрокидывая одну рюмку за другой, размышлял о том, что в Париже, где он нашел величайшую мудрость, где его постигло величайшее заблуждение и полное разочарование, вероятно, обретет он свою смерть.
"Чего мне еще ждать? Что я узнаю? Если Гейст - пошлый шарлатан и если можно влюбляться в совок для угля, как я влюблен в нее, - что мне еще остается?.."
Он вернулся в отель, оглушенный выпитым коньяком, и заснул, не раздеваясь. А когда он проснулся в восемь часов утра, первой его мыслью было:
"Несомненно, Гейст с помощью магнетизма обманул меня. Однако... кто же магнетизировал меня, когда я сходил с ума по этой женщине?"
Вдруг ему пришло в голову обратиться за объяснением к Пальмиери. Он быстро переоделся и спустился в третий этаж.
Маэстро уже ожидал посетителей, но пока никто еще не явился, и он принял Вокульского сразу, получив вперед двадцать франков за совет.
- Скажите, - начал Вокульский, - вы каждому можете внушить, что совок для угля - это женщина и что платок весит сто фунтов?
- Каждому, кого можно усыпить.
- Так, пожалуйста, усыпите меня и повторите надо мной опыт с платком.
Пальмиери начал свои пассы: всматривался Вокульскому в глаза, прикасался к его лбу, растирал ему руки от плеча до ладоней... Наконец с неудовольствием отступился.
- Вы не годитесь в медиумы, - сказал он.
- А если я скажу, что я сам пережил такой случай, как этот юноша с носовым платком...
- Это исключается, вы не поддаетесь усыплению. Впрочем, если б даже вас усыпили и внушили, что платок весит сто фунтов, то, проснувшись, вы бы тотчас забыли об этом.
- А вы не допускаете, что кто-нибудь мог так ловко замагнетизировать меня...
Пальмиери обиделся.
- Нет магнетизера лучше меня! - воскликнул он. - Впрочем, я усыплю вас, только над этим придется поработать несколько месяцев... Это будет стоить две тысячи франков... Я не намерен даром растрачивать свои флюиды...
