Болеслав Прус - Кукла
"На севере холодней, - думал он, - там растительный и животный мир беднее, значит человеку труднее прокормиться. Мало того, человек вынужден там вкладывать еще много труда в постройку теплых жилищ и изготовление теплой одежды. У француза, по сравнению с жителем севера, больше свободного времени и сил, и он направляет их на духовное творчество.
Если к неблагоприятным климатическим условиям добавить еще аристократию, которая завладела всеми накопленными богатствами народа и растратила их на бессмысленный разврат, станет ясно, почему выдающиеся люди не только не могут там развиваться, но просто обречены на гибель".
- Положим, я не погибну!.. - пробормотал он со злостью.
И впервые у него созрел план - не возвращаться на родину.
"Продам магазин, высвобожу свой капитал и поселюсь в Париже. Не стану мешать людям, для которых я не желателен... Тут я буду ходить по музеям, может быть займусь наукой, и жизнь моя пройдет если не счастливо, то по крайней мере без мучений..."
Вернуться на родину и остаться там могло его заставить только одно событие, один человек... Но это событие не наступало, зато происходили другие, все более отдалявшие его от Варшавы и все сильнее приковывавшие к Парижу.
Глава вторая
Привидение
Однажды Вокульский, как обычно, принимал посетителей в салоне. Он уже выпроводил одного субъекта, который предлагал ему драться за него на дуэлях, еще одного, который обладал даром чревовещания и стремился использовать его в дипломатии, и третьего, который обещал ему указать, где зарыты сокровища, спрятанные наполеоновским штабом под Березиной, когда появился лакей в голубом фраке и доложил:
- Профессор Гейст.
- Гейст?.. - повторил Вокульский, с каким-то особенным чувством. Ему пришло в голову, что, должно быть, нечто подобное происходит с железом при приближении магнита. - Проси!
Вошел очень маленький и худенький человек с желтым, как воск, лицом, но без единого седого волоса.
"Сколько ему может быть лет?" - подумал Вокульский.
Между тем гость пристально всматривался в него. Так они просидели минуты две, оценивая друг друга.
Вокульскому хотелось угадать возраст своего гостя; тот по-видимому, изучал хозяина.
- Что прикажете, сударь? - наконец прервал молчание Вокульский.
Гейст пошевелился на стуле.
- Где уж мне приказывать! - пожал он плечами. - Я пришел попрошайничать, а не прикатывать.
- Чем же я могу вам служить? - спросил Вокульский, которому лицо этого посетителя показалось удивительно симпатичным.
Гейст провел ладонью по голове.
- Я пришел сюда по одному делу, а говорить буду совсем о другом. Хотел я вам продать новое взрывчатое вещество...
- Я не куплю его, - прервал Вокульский.
- Нет? А ведь мне говорили, что вы, господа, ищете нечто в этом роде для флота. Впрочем, неважно... Для вас, сударь, у меня имеется нечто другое...
- Для меня? - спросил Вокульский, удивленный не столько словами Гейста, сколько его взглядом.
- Позавчера вы летали на привязном воздушном шаре, - продолжал гость.
- Да.
- Вы человек состоятельный и разбираетесь в физике.
- Да.
- И был момент, когда вы хотели броситься вниз? - спросил Гейст.
Вокульский отшатнулся вместе со стулом.
- Не удивляйтесь, - сказал гость. - Я в своей жизни встречал примерно тысячу физиков, а в лаборатории у меня работало четверо самоубийц, так что я хорошо знаю обе эти категории... Слишком часто вы поглядывали на барометр, чтобы я не угадал в вас физика, ну, а человека, помышляющего о самоубийстве, распознает даже институтка.
- Чем я могу служить? - еще раз спросил Вокульский, вытирая пот со лба.
- Я буду краток. Вы знаете, что такое органическая химия?
- Это химия углеродных соединений.
- А что вы думаете о химии водородных соединений?
- Что ее нет.
- Напротив, есть, - возразил Гейст. - Только она дает вместо различных видов эфира, жиров и ароматических тел новые соединения... Новые вещества, мсье Сюзэн, с весьма любопытными свойствами...
- Какое мне до этого дело? - глухо ответил Вокульский. - Я купец...
- Не купец вы, а отчаявшийся человек, - возразил Гейст. - Купцы не помышляют о прыжках с воздушных шаров. Едва я это увидел, как тотчас подумал: "Такого-то мне и надо!" Но вы исчезли у меня из виду... Сегодня случай вторично свел нас... Мсье Сюзэн, если вы богаты, мы должны поговорить о водородных соединениях...
- Во-первых, я не Сюзэн...
- Не имеет значения, я ищу отчаявшегося богача.
Вокульский глядел на Гейста чуть ли не с испугом. В голове его мелькали вопросы: шарлатан или тайный агент? Безумец или на самом деле некий дух?* Кто знает, быть может сатана не вымысел и в иные минуты и впрямь является людям? Одно несомненно - этот старик неопределенного возраста разгадал сокровеннейшую тайну Вокульского, в голову которого тогда действительно закрадывалась мысль о самоубийстве, но такая еще робкая, что он не признавался в этом даже самому себе.
_____________
* Гейст (Geist) - дух (нем.)
Гость не сводил с него глаз и улыбался ласково и одновременно насмешливо, а когда Вокульский раскрыл было рот, чтобы о чем-то спросить, он перебил:
- Не трудитесь, сударь... Я уже со столькими людьми беседовал об их характере и о моих открытиях, что наперед отвечу на ваш вопрос. Я профессор Гейст, старый безумец, как твердят во всех кафе близ университета и политехникума. Некогда меня называли великим химиком, пока... пока я не переступил границ воззрений, общепризнанных в современной химии. Я писал научные труды, делал открытия - и под собственной фамилией, и под фамилиями моих сотрудников, которые, впрочем, добросовестно делились со мною доходами. Но с того времени, как я открыл явления, которые кажутся невероятными по сравнению с тем, что печатается в ежегодниках Академии, меня называют не только безумцем, но даже еретиком и изменником...
- Здесь, в Париже? - удивился Вокульский.
- Ого-го! - рассмеялся Гейст. - Именно здесь, в Париже. Где-нибудь в Альтдорфе или Нейштадте отщепенцем и изменником считается тот, кто не верит в пасторов, Бисмарка, в десять заповедей и прусскую конституцию. Здесь можно сколько угодно издеваться над Бисмарком и конституцией, но зато под угрозой отлучения запрещено сомневаться в таблице умножения, в теории волнового движения, в постоянстве удельного веса и т.д. Укажите мне хоть один город, где бы люди не сжимали своих мозгов тисками каких-либо догматов, - и да будет он столицей мира и колыбелью грядущего человечества!
Вокульский несколько успокоился; он убедился, что имеет дело с маньяком.
Гейст смотрел на него, не переставая улыбаться.
- Я кончаю, мсье Сюзэн. Я сделал великое открытие в области химии, я создал новую науку, изобрел неизвестные доселе промышленные материалы, о которых люди раньше не смели и мечтать. Но... мне не хватает еще некоторых чрезвычайно важных данных, а средства мои исчерпаны. На мои исследования я потратил четыре состояния и использовал десятка полтора людей... Сейчас мне нужно новое состояние и новые люди...
- Почему вы возымели ко мне такое доверие? - спросил Вокульский, уже совсем успокоившись.
- Нетрудно понять, - ответил Гейст. - О самоубийстве помышляет либо безумец, либо негодяй, либо человек незаурядных способностей, которому тесно на свете.
- А откуда вы знаете, что я не подлец?
- А откуда вы знаете, что лошадь - не корова? - возразил Гейст. - Во время моих вынужденных каникул, которые - увы! - тянутся иногда по нескольку лет, я занимаюсь зоологией и специально изучением человеческой особи. В одной этой породе, двуногой и двурукой, я открыл десятки видов животных - от устрицы и глиста до совы и тигра. Скажу вам больше: я открыл помеси этих видов - крылатых тигров, собакоголовых змей, соколов в черепашьих панцирях, что, впрочем, уже предвосхитила фантазия гениальных поэтов. И во всем этом скопище скотов и чудовищ я только изредка нахожу настоящего человека, существо с разумом, сердцем и энергией. Вы, мсье Сюзэн, обладаете подлинно человеческими чертами, и потому я говорю с вами так откровенно. Вы - один на десять тысяч, может быть даже на все сто...
Вокульский поморщился. Гейст вспылил:
- Что? Уж не думаете ли вы, что низкой лестью я хочу выудить у вас несколько франков?.. Завтра я опять приду, и вы убедитесь, насколько несправедливо и глупо ваше подозрение...
Он вскочил со стула, но Вокульский удержал его:
- Не сердитесь, профессор! Я не хотел вас обидеть. Но ко мне почти ежедневно приходят всевозможные жулики...
- Завтра вы убедитесь, что я не жулик и не безумец. Я покажу вам вещи, которые видело всего шесть-семь человек, да и то... их уже нет в живых. О, если б они были живы! - вздохнул он.
- Почему только завтра?
- Потому что я живу далеко, а у меня нет денег на извозчика.
Вокульский пожал ему руку.
- Вы не обидитесь, профессор... если...
- Если вы дадите мне денег на извозчика?.. Нет. Ведь я с самого начала сказал вам, что я попрошайка - может быть, самый бедный во всем Париже.