Болеслав Прус - Кукла
Вокульский протянул ему сто франков.
- Помилуйте, - усмехнулся Гейст, - хватит и десяти... кто знает, не дадите ли вы мне завтра сто тысяч... У вас большое состояние?
- Около миллиона франков.
- Миллион! - повторил Гейст, хватаясь за голову. - Через два часа я вернусь. Только бы я оказался вам так же необходим, как вы мне...
- В таком случае, профессор, может быть, вы придете в мой номер на четвертом этаже? Здесь служебное помещение...
- Да, да, лучше в номер... Я вернусь через два часа, - отвечал Гейст и поспешно выбежал из салона. Вскоре явился Жюмар.
- Замучил вас старик, а? - спросил он.
- Что это за человек? - небрежно спросил Вокульский.
Жюмар выпятил нижнюю губу.
- Безумец, нечего и говорить, но еще в мои студенческие годы он был великим химиком. Ну, и что-то он такое изобрел; говорят, у него даже есть какие-то диковинные образцы... Однако... - И Жюмар постучал себя пальцем по лбу.
- Почему вы называете его безумцем?
- А как прикажете назвать человека, который надеется уменьшить удельный вес - не то всех тел, не то одних металлов, я уж не помню хорошенько...
Вокульский попрощался с ним и пошел к себе в номер.
"Что за странный город, - думал он, - где встречаются искатели сокровищ, наемные защитники чести, изысканные дамы, промышляющие тайнами, лакеи, рассуждающие о химии, и химики, пытающиеся уменьшить удельный вес тел!"
Около пяти явился Гейст; он был взволнован и запер за собою дверь на ключ.
- Мсье Сюзэн, - сказал он, - мне очень важно, чтобы мы с вами договорились... Скажите: есть у вас какие-нибудь семейные обязанности жена, дети? Хотя не похоже...
- У меня никого нет.
- И у вас миллион франков?
- Почти.
- Скажите-ка: почему вы помышляете о самоубийстве?
Вокульский вздрогнул.
- Это на меня просто так нашло... На высоте, голова закружилась.
Гейст покачал головой.
- Состояние у тебя, сударь мой, есть, - бормотал он, - за славой, по крайней мере сейчас, ты не гонишься... Тут должна быть замешана женщина! воскликнул он.
- Возможно, - ответил Вокульский, сильно смутившись.
- Так и есть, женщина! - сказал Гейст. - Плохо. С ними никогда не знаешь заранее, что они сделают, куда заведут... Как бы то ни было, послушай, - продолжал он, глядя Вокульскому прямо в глаза, - если б тебе еще когда-нибудь захотелось попробовать... понимаешь?.. Не накладывай на себя рук, а приходи ко мне...
- Может, я сейчас приду... - проговорил Вокульский, опуская глаза.
- Нет, не сейчас! - живо возразил Гейст. - Женщины никогда не расправляются с людьми сразу. Ты уже покончил счеты с этой особой?
- Кажется, да...
- Ага! Только кажется! Плохо. На всякий случай запомни: у меня в лаборатории очень легко можно погибнуть, да еще как!
- Вы что-нибудь принесли, профессор? - перебил Вокульский.
- Плохо, плохо дело! - бормотал Гейст. - Опять мне придется искать покупателя на мое взрывчатое вещество, а я уж думал, что мы объединимся...
- Сначала покажите, что вы принесли.
- Верно... - Гейст вынул из кармана небольшую шкатулку. - Погляди-ка, сказал он, - вот за что человека объявляют умалишенным!
Шкатулка была жестяная, с каким-то мудреным запором. Одну за другой Гейст нажимал кнопки, размещенные с разных сторон шкатулки, поглядывая на Вокульского с волнением и опаской. На мгновение он даже заколебался и сделал движение, как будто хотел спрятать шкатулку, однако опомнился, нажал еще несколько кнопок - и крышка отскочила.
В ту же минуту стариком овладел новый приступ подозрительности. Он бросился на диван и спрятал шкатулку за спину, беспокойно поглядывая то на Вокульского, то на дверь.
- Глупости я делаю! - забормотал он. - Что за нелепость рисковать всем ради первого встречного...
- Вы мне не доверяете? - спросил Вокульский, взволнованный не меньше его.
- Никому я не доверяю! - брюзжал старик. - А кто может мне поручиться? И чем? Поклянется, даст честное слово? Слишком я стар, чтобы верить клятвам... Только взаимная выгода еще кое-как может удержать людей от подлейшей измены, да и то не всегда...
Вокульский пожал плечами и сел на стул.
- Я не принуждаю вас делиться со мною своими тревогами, - сказал он. Довольно с меня моих собственных.
Гейст не спускал с него глаз, но понемногу стал успокаиваться. Наконец он сказал:
- Ну-ка, подвинься к столу... Смотри: что это?
И он показал металлический шарик темного цвета.
- Кажется, это типографский сплав.
- Возьми-ка его в руку...
Вокульский взял шарик и поразился его тяжести.
- Это платина, - сказал он.
- Платина? - повторил Гейст с насмешливой улыбкой. - Вот тебе платина...
И он подал Вокульскому платиновый шарик такой же величины. Вокульский несколько раз перебрасывал шарики из руки в руку; изумление его возрастало.
- Эта штука раза в два тяжелее платины! - заметил он.
- Вот-вот... - расхохотался Гейст. - Один из моих друзей, академиков, назвал ее "сжатой платиной"... Недурно, а? Для определения металла, удельный вес которого составляет тридцать целых и семь десятых... Они всегда так! Стоит им придумать название для нового явления, как они тотчас утверждают, будто объяснили его на основе уже известных законов природы. Великолепные ослы - самые мудрые из всех, какими кишмя кишит так называемое человечество... А это - знаешь, что?
- Ну, это стеклянная палочка.
- Ха-ха-ха! - рассмеялся Гейст. - Возьми-ка ее в руки, присмотрись... Любопытное стекло, а? Тяжелее железа, поверхность излома зернистая; отличный проводник тепла и электричества; его можно строгать... Не правда ли, это стекло здорово смахивает на металл? Может быть, попробуешь разогреть его или ковать молотком?
Вокульский протер глаза. Несомненно, подобного стекла еще не бывало на свете.
- А это? - спросил Гейст, показывая другой кусочек металла.
- Наверное, сталь...
- Не натрий и не калий?
- Нет.
- Так возьми эту сталь в руки...
Тут уж изумление Вокульского уступило место растерянности: мнимая сталь была легка, как папиросная бумага.
- Что же, она полая?
- Разрежь этот кусочек пополам, а если у тебя нет инструмента, приходи ко мне. У меня ты увидишь множество подобных чудес и сможешь производить над ними какие хочешь опыты.
Вокульский поочередно брал в руки и разглядывал металл, то более тяжелый, чем платина, то прозрачный, как стекло, то более легкий, чем пух... Пока он держал их на ладони, они казались ему самым естественным явлением в мире: ибо что может быть естественнее предмета, воспринимаемого осязанием и зрением? Однако, как только он отдал образцы Гейсту, им овладели изумление и недоверие, изумление и страх. И он разглядывал их скова, качал головой, сомневался и верил, верил и сомневался.
- Ну, что? - спросил Гейст.
- Вы показывали это химикам?
- Показывал.
- А они что?
- Осмотрели, покачали головами и заявили, что все это вздор и шарлатанство, которым серьезная наука заниматься не может.
- Как? Даже не произведя анализа?
- Нет. Некоторые напрямик заявили, что, если приходится выбирать между отрицанием "законов природы" и обманчивым свидетельством собственных чувств, они предпочитают не доверять своим чувствам. И прибавляли еще, что серьезная проверка подобных шарлатанских штучек может, дескать, привести к потере здравого смысла, а потому они решительно отказываются от опытов.
- И вы не опубликовали свои опыты?
- И не подумаю. Наоборот, умственная инертность моих коллег наилучшим образом гарантирует безопасность тайны; иначе другие подхватили бы мою мысль, рано или поздно открыли бы метод изготовления моих металлов и получили бы то, чего я им дать не хочу...
- А именно? - перебил Вокульский.
- Они получили бы металл легче воздуха, - спокойно произнес Гейст.
Вокульский вздрогнул; с минуту оба молчали.
- Зачем же вам скрывать от людей этот трансцендентальный металл? заговорил наконец Вокульский.
- По многим причинам. Во-первых, я хочу, чтобы материал этот вышел именно из моей лаборатории, пускай бы даже и не я сам его нашел. А во-вторых, нельзя допустить, чтобы такая вещь, которая изменит облик всего мира, стала собственностью современного человечества. И без того слишком много бедствий произошло на земле из-за неосторожных открытий.
- Я вас не понимаю.
- Послушай же. Среди так называемого человечества примерно на десять тысяч волов, баранов, тигров и гадов в человеческом образе едва ли найдется один истинный человек. Так всегда было, даже в каменном веке. И вот на это, с позволения сказать, человечество в течение многих столетий сваливались различные изобретения. Бронза, железо, порох, магнитная игла, книгопечатание, паровые машины, телеграф, электричество - все это без разбора попадало в руки гениев и идиотов, благородных людей и преступников... И к чему это привело? К тому, что глупость и порок, получая все более сильные орудия, множились и становились все могущественнее, вместо того чтобы постепенно вымирать. Я, - продолжал Гейст, - не хочу повторять этой ошибки, и если в конце концов открою металл легче воздуха, то отдам его только настоящим людям. Пусть наконец они получат оружие исключительно в свое распоряжение, пусть их раса множится и крепнет, а звери и чудовища в человеческом образе пусть постепенно гибнут. Если англичане вправе были истребить на своем острове волков, то подлинный человек вправе изгнать с лица земли тигров, загримированных под людей...
