Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Матвей Подлесных молчал. Он перебрался на кровать и теперь лежал, раскинув на стороны руки и ноги. Ветхое тряпьё девичьего пастуха под его спиной напиталось кровью. На истоптанный пол падали редкие тёмные капли: кап-кап-кап. Под кроватью собралась уже небольшая лужица. За стеной, на сеновале, русская девка-убийца гремела вёдрами. Слышались редкие удары копыт в дощатый пол и шумное дыхание лошадей.
– Расскажи мне о Воронеже, – тихо попросил Колдун. – Ты ведь был там.
– Воронежа больше нет.
– Помню, как я удил в реке рыбу…
– А я помню двадцать седьмое июля сорок второго года. Памятный день! В эту ночь на мосты через Дон упало пятьсот бомб. Вода в реке кипела. Да и вода ли это была? Порой поток становился кроваво-красным, а иногда вспыхивал и горел, испуская в небо едкий дым. Нам казалось, что всё живущее в реке вместе с текучей влагой готово в ужасе выброситься на берег. Мы думали, что к утру русло обмелеет.
– А Воронеж? Я толкую о другой реке. Река Воронеж протекает через город.
– Больше не протекает.
– Как же так? Не может быть! – голос Колдуна дрогнул.
Небывалая апатия сменилась вовсе нелепой жалостью. Дани сглотнул горечь.
– Если ты имеешь в виду ту реку, по которой летом проходила линия фронта, то она, скорее всего, уничтожена вместе в городом, – проговорил он.
Колдун приподнял голову и уставился на Дани.
– Можно разрушить дома, сжечь лес, вытоптать ниву. Но уничтожить реку? Как?!
– Коммунисты утопили в Воронеже слишком много техники. Дно реки буквально выстлано ею. Когда я в последний раз видел вашу реку, из воды повсюду выступали башни танков и дула орудий. Нагромождения железа! Река вокруг железных гор вскипала водоворотами. Разведчики моего друга Гильдебрандта Хельвига легко переходили Воронеж вброд, прыгая с одного завала на другой. Местами воды по щиколотку и подошвы стучат по железу.
– Не может быть! – Колдун уронил голову на подушки.
Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Под окном зашевелился Красный профессор. Связанного мальчишку под скамьёй какой-то милосердец прикрыл ватником. Кто-то обработал его раны и ожоги. Успели! Впрочем, от парня по-прежнему разило горелой человечиной и фекалиями. Дани усмехнулся. Ему, Даниэлю Габели, больше не слышать голосов природы и музыки во всём их великолепии, больше не взять в руки альт, больше не сесть к фортепиано. Но мальчишка-партизан будет болтаться на виселице с соответствующей табличкой на груди рядом с Красным профессором. И русская пурга сыграет на их похоронах «Чардаш смерти».
– Похоже настал мой черёд рассказывать истории, – проговорил Дани.
– Ты расскажешь мне о Воронеже? – спросил Колдун.
– О да! Могу! В уплату за ту неоценимую помощь, которую ты мне предоставил, я расскажу тебе о боях за больницу.
– О боях за больницу нам всё известно, – прохрипел Красный профессор. – Губернская больница стала форпостом сопротивления захватчикам. Её обороняли истребительные батальоны энкавэдэ.
– Истребительные батальоны были истреблены нами в первую очередь, – усмехнулся Дани.
– Вы не должны поддаваться вражеской пропаганде! – Красный профессор попытался подняться со скамьи, но тут же со стоном снова повалился навзничь. Его бил озноб.
– Заткнись, Родька. Тут тебе не Губчека и не цирк. Никого не сагитируешь. Рука болит, мадьяр?
– Нет.
– Ты должен мне за лечение. Не расплатишься – хворь станет терзать тебя пуще прежнего.
– Ты и вправду истинный ростовщик! Зачем тебе в глухом овраге дойчмарки?
– Не-е-е. Мне не деньгами.
– Чем же?
– Байки твои хочу выслушать. О том, как пал Воронеж. Ведь он пал, так?
– Допустим.
– Не слышу торжества в твоём ответе. Но в уплату за врачевание хочу слышать, как сгинула власть большевиков.
Дани вздохнул. Лучше уж слышать звук собственного голоса, чем вой русской вьюги и стоны русских партизан. Пусть дикари слушают, как погибали их сородичи.
* * *
Моя часть вступила за городскую черту Воронежа 13 июля. А к 19 июля наша армия заняла оборону от Воронежа до Павловска вдоль правого берега Дона. Нам предстояло удерживать фронт длиною в 200 километров. Мы встали на место ушедших к Сталинграду танковых и моторизованных немецких частей и соединений 6-й армии Паулюса – освободителей Воронежа от гнёта большевиков.
Но перед этим люфтваффе обрушила на Воронеж тонны бомб. Немцы известны всей Европе своим иррациональным гуманизмом, с одной стороны, и привычкой рационально расходовать ресурсы – с другой. Эти особенности швабской ментальности дали о себе знать и в случае с обороной Воронежа. Люфтваффе бросало бомбы только на стратегически важные объекты. Жилые дома к их числу отнести нельзя. Я настаиваю: люфтваффе не бомбило жилых кварталов Воронежа.
Я читал листовки советского агитпропа. В них говорилось о «зверском разрушении» губернской больницы и сельскохозяйственного института. Ну что ж… Стоило ли так сопротивляться? Русские говорят: «ложиться костьми». Зачем? Следовало ли вашим истребительным батальонам прикрываться телами детей? Ха! Красный профессор ворочается! Брызжет слюной! Довольно! Когда имеешь дело с фанатиками, надо быть готовым к любым безумствам.
Войдя в город, мы заняли хорошо подготовленные позиции. Инженерные войска Паулюса достойны всяческих похвал. Они, следуя за танковыми колоннами, молниеносно возводили линии обороны. Итак, войдя в Воронеж 13 июля, моя часть заняла готовую, во всём обустроенную линию обороны с дзотами, блиндажами, полнопрофильными окопами. Ну да. Окопы рыли прямо на городских улицах. А почему бы нет, если того требует военная наука? Сам я учился военному делу на ходу. Начинал с низшего чина. В тяжелых боях карьеры делаются быстро. Ха! Я вошёл в Россию унтер-офицером, но в Воронеже был уже лейтенантом. Неплохо, да? Теперь я с гордостью могу заявить: из меня получился неплохой офицер. Меня называют убийцей русских. Не вижу в этом большой чести, и знаете почему? Нет чести в убийстве того, кто сам стремится к смерти. Большевики кидались на наши дзоты. Валились животами на амбразуры. Самоубийство они называли подвигом. Отвратительное зрелище. Они отдавали десять своих жизней за одну жизнь противника. Я видел горы трупов. Я видел поле подбитых танков. Тебе, как ростовщику, должно быть понятно, в чью пользу сальдо. Коммунисты воюют с ничтожным коэффициентом полезного действия. Однако много больше меня впечатлила жестокость большевиков по отношению к мирному населению.
Повторяю: лютваффе бомбило лишь стратегически важные объекты, а именно: заводы и железнодорожные станции. Немцы не станут расходовать ресурсы на уничтожение жилых кварталов, больниц и прочей, не значимой при ведении войны гражданской инфраструктуры. Вы скажете, что уничтожение так называемого, мирного населения, может деморализовать вражескую армию? Изначально командование Венгерского корпуса мыслило войну иначе. Мои командиры не собирались воевать с
