Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Дани приподнялся, окинул комнату взглядом. Он действительно чувствовал себя намного лучше. Чувства обострились. Полумрак не мешал рассмотреть ему каждую деталь убогой обстановки. Вот русская девка хлопочет у печи. Ему видна только её спина. Чем же это она занята? Кипятит воду, рвёт на полосы какие-то тряпки. Зачем? Хочет поменять раненым повязки.
– Где Шаймоши? – спросил Дани.
– Да кто его знает? – уклончиво отозвался дед Матюха. – Где-то бродит по округе. Ищет твоих мадьяр.
Услышав его слова, девка быстро оглянулась. Что с ней? Паника во взгляде? Родственница пастуха чем-то напугана? Наверное, он слишком крепко спал и не услышал шума. Куда же запропастился Шаймоши?
Проклятые воспоминания! Проклятая Россия! За бревенчатой стеной снова стенает вьюга. А может, это русское Лихо ищет новых жертв? В топке задорно трещат поленья. Отсветы огня пробивались из-за чугунной дверцы. Оранжевые протуберанцы пляшут на тёмных стенах. Спросонья Дани почудилось, будто изба горит. Но дымного запаха не чувствовалось. В горнице по-прежнему пахло гнилью, кровью, фекалиям и… ладаном. Ладанный аромат преобладал, потому что дед Матюха расположился совсем рядом, на краю его ложа.
– Я слышал выстрелы, – сказал со своего места Красный профессор.
– Молчи, стукач идейный, – огрызнулся Колдун.
Колдун совершил несколько напрасных попыток подняться с кровати. Ноги почему-то не слушались его. Белая седая голова его тряслась.
– Что с тобой? Ты ранен? Кто ранил тебя? – всполошился Дани.
Он успел вскочить с лежанки, прежде чем его врачеватель повалился на нагретое им место.
– Кто тебя ранил?! Где Шаймоши?!
Дани огляделся. Автоматы и карабин всё ещё были на своих местах. Но винтовка Шаймоши! Почему же её нет?
– Куда ты ранила его? – прохрипел Красный профессор.
– В левый бок, – тихо отозвалась девка. – Пуля застряла между рёбрами.
Она проворно подскочила к Колдуну, и только тогда Дани заметил, что на том уже нет его обычной портупеи и черной, форменной рубахи. Белая, исподняя его рубаха напиталась кровью. К сквозной, обработанной и перевязанной ране прибавилась ещё одна.
– Пулька маленькая. Вонзилась на излёте. Проклятые комсомольцы! Видел я свою судьбу… Провидел, что от рода Серафимы ко мне придёт смерть…
Дани уселся к столу. Голова кружилась. Где-то за печью девка прятала самогон. Что за ересь! Она ведь тут не хозяйка. И пол, и крыша, и жалкие припасы в подклети, и воздух, и жизнь – всё в этом гибнущем мирке принадлежит ему, Даниэлю Габели. Ни один клоп не может народиться или помереть вне его воли. Он-то пока в силе! Он-то пока не ранен!
– Неси водку, – прорычал Дани.
Девка даже не обернулась. Дани вынул из кобуры пистолет. Стрелял, как обычно, не целясь и промахнулся. Пуля срикошетила от печи и застряла в потолочной доске, расщепив её. Горница наполнилась пороховым дымом. Но приступ ярости на этот раз принёс и пользу – пороховая вонь начисто перебила прочие, неудобоваримые запахи.
– У нас есть шанс выбраться отсюда до наступления утра? – прохрипел Дани.
Колдун глухо застонал.
– Почему ты не убил девчонку? Теперь ведь ясно – она не родственница пастуха, но партизанка.
– Все мы скоро передохнем, – отозвался Колдун.
– Ничего! Скоро вернётся Шаймоши и тогда…
Ответом на его слова явился удар штормового ветра. Словно огромный сатанинский кулак с размаху опустился на ветхую кровлю. В устье остывающей печи взметнулся пепел. Из потолочных щелей посыпалась деревянная труха вперемешку с трупами тараканов. Вьюга ли гудела и стонала? Или то стонал под скамьёй запытанный Шаймоши партизан? Или то сам дьявол, оседлав печную трубу, раскачивает её и стонет, и воет, нагоняя смертную тоску. Нет! Это русское Лихо явилось к пастушьей избе, чтобы забрать душу Ярого Мадьяра и сбросить её в ледяной ад колодца.
– Шаймоши! Шаймоши! – шептала под дверью позёмка.
– Шаймош-ш-ши!!! – свистела печная труба.
– Он не вернётся, – сказал кто-то.
– Почему? – Дани подбросило со скамьи.
Внизу живота сделалось горячо. Он почувствовал приближение очередного приступа ярости.
– Береги патроны, – проговорил Колдун. – На нас потратишь – чем от волков станешь отбиваться?
– Где Шаймоши?! Где он?! – взревел Дани.
– В аду, – был ответ.
Печная заслонка с грохотом упала на пол. Под скамьёй снова завозился юный партизан. Дани мог ещё слышать, но глаза его застила кровавая муть. Волны ярости одна мощнее другой накрывали его. Он должен утолить ярость. Он должен убивать, Кто-то – наверное, то была русская девка – подсунула к его губам плошку. Дани глотнул обжигающе горького пойла.
– Я больше никого не люблю, – прохрипел Ярый Мадьяр. – Но я ещё могу ненавидеть.
– Любить людей – в этом предназначение Христа. Ты не Он. Я тоже людей не люблю. В этом мы схожи, Ярый Мадьяр. Гы-ы-ы! Ты ненавидишь всех, но нас, русских, больше других. А ведь повод-то к тому наиничтожнейший. Ты дыши глубже, мадьяр. Ну? Вдох-выдох. Давай!
Дани повиновался. Он несколько раз прогнал через лёгкие насыщенный пороховой гарью воздух. Теперь он мог видеть испуганные глаза мальчишки и трясущуюся в ознобе спину Красного профессора. На столешнице и на полу под столом были разбросаны остатки недоеденной снеди, черепки посуды, обломки хозяйственной утвари, лоскуты. Новый, ещё более могучий приступ ярости овладел его телом и разумом.
– Эй, девка, дай самогонки, – прохрипел Дани.
– Нет самогонки! – Девка метнулась к скамье.
Скобяной сор захрустел под подошвами её валенок. А она присела на корточки и в ужасе воззрилась на Дани. Надумала спрятаться рядом со своим – теперь в этом не оставалось сомнений – товарищем? Не выйдет!
– Не тронь её, – прожрипел Колдун. – Это я прикончил Шаймоши.
– Ты боишься говорить мне… – Дани задохнулся. Нестерпимая горечь навязла на языке, мешая произносить слова ненавидимого им русского языка.
– В сани поместятся лишь четверо. Шаймоши лишний. Я оставил в живых лишь тех, чья жизнь может быть оценена в дойчмарках. В их числе и ты, Ярый Мадьяр. Думаю, господин комендант возблагодарит меня за твоё спасение.
Слепящая волна ярости, опав, сменилась странной, неизведанной ранее апатией. Дани окончательно прозрел. На полу, между черепков посуды, копошилась, ползала мелкая, черненькая тварь. Три пары ног. Длинные усы. Тело покрыто твёрдым хитином. Русские называют их пруссаками. Забавно. Таракан подползал всё ближе к лицу Дани. Вот он уже занёс над ним переднюю, усыпанную шипчиками пару ног. Что-то будет дальше?
* * *
Мир сделался пустым – ни видений, ни желаний. Только удары вьюги в стены ветхой лачуги. Русская зима силилась разрушить их убежище, но всё без толку. Дани сомкнул и снова разомкнул веки. Тяжело опираясь на шаткий табурет, все-таки смог подняться на ноги. Тело плохо повиновалось ему, зато зрение приобрело небывалую ясность. Дани огляделся. Колеблющийся свет
