Осень добровольца - Григорий Степанович Кубатьян
Снимки лежали стопками на столах, рядом всегда толпились любопытные зеваки, и, когда продавец отворачивался, можно было стащить пару штук. Затем при помощи фотоувеличителя я переснимал эти карточки на кусочек плёнки. Технологии фотокопирования меня научили во Дворце пионеров. Руководительница фотокружка вряд ли думала, что дома в ванной я буду тиражировать украденных на вокзале Шварценеггеров.
В школе снимки можно было продать. Но иногда у меня их отбирали ребята постарше. Всё-таки сам я не был ни Брюсом Ли, ни Рэмбо. Мой виноватый вид как будто притягивал ко мне хулиганов. Меня останавливали развязные парни, ходившие группами по 2–3 человека, и требовали отдать им то 10 копеек, то 20. Если говорил, что ничего нет, то заставляли прыгать и слушали: не звенит ли? Я уже знал про этот трюк — и старался рассовывать монеты по разным карманам, чтобы прыгать без звона.
В один из унылых весенних дней я шёл по улице Марата, сбивая ногой торчащие из водопроводных труб сосульки. И наткнулся на него: Мишку из старой школы.
Он всегда слыл хулиганом. А за прошедшее время успел сделать хулиганскую карьеру. Потерял часть зубов, не раз сидел в детской комнате милиции и, по его словам, хранил дома пистолет. Ну, про пистолет, положим, мог приврать. Но про милицию, скорее всего, говорил правду. Мишка был парень резкий, блажной, с безумными искрами в глазах. Он занимался ушу и в первые пять минут встречи уже успел продемонстрировать мне «хвост дракона» и ещё какой-то неизвестный приём, забрызгав мне куртку грязной водой из лужи. Сегодня (как и во все другие дни) Мишке тоже было нечем заняться.
— Пошли на шоколадную фабрику? — предложил он. — У меня тётка знакомая есть. Она нам конфет из окна кинет.
Мы пошли во двор фабрики имени Крупской. Я подсаживал Мишку, а он, хватаясь за металлические прутья окна, ноющим голосом клянчил у работниц фабрики шоколад. Знакомой тётки на месте не было, а строгие женщины в рабочих халатах на Мишкино нытьё не поддались.
— Ладно. Тогда пойдём в ТЮЗ, — решил мой спутник, и мы отправились в парк при Театре юного зрителя.
В парке было много замёрзших луж, и можно было прыгать в них, разламывая тонкий лёд и поднимая брызги. Но Мишку это не забавляло — он хотел развлечений посерьёзнее. Заметив пару подростков, он скомандовал им подойти. Подростки нерешительно топтались на месте.
— Эй вы, сюда идите! Чё, глухие?! Ну-ка, перенесите меня через лужу! — глумился Мишка.
Подобные «наезды» были мне знакомы. Правда, обычно я был с той стороны конфликта, где находятся пострадавшие. А тут — неожиданно для себя — оказался гопником. Пока Мишка издевался над ребятами, я молча стоял и хмурил брови. Мне было неловко, но максимум, что я смог выдавить из себя, — это:
— Да ладно тебе… Они вроде нормальные, пусть идут.
— Щас перенесут меня через лужу и пойдут! — блажил Мишка. — А нет, так будут здесь стоять до вечера! Хоть до завтра!
Пацаны приуныли. Наконец, один из них покорно взял Мишку на закорки и понёс через лужу.
— Чёрт с вами, можете идти! — милостиво разрешил Мишка, и ребят как ветром сдуло.
Мы ещё немного побродили по парку. Можно было зайти во двор больницы — там в мусорном баке попадались использованные пластиковые шприцы. Отмыть их и брызгаться водой — классная вещь. Только в больничной помойке лазать неприятно. Там вата окровавленная и прочая дрянь.
— Давай на крышу сарая залезем? — предложил Мишка.
Мы полезли. Кровельная жесть прогибалась под нашими ногами с грохочущим звуком. На крыше лежали забытые старые лыжи — целая вязанка.
— Пригодится, — сказал Мишка и сбросил их вниз.
Мы спустились и надели лыжи на ноги. Снега в парке не было. Жёсткий наст, лёд и вода. Но на таких лыжах можно было и по воде. Поднимая брызги, мы прошлёпали через весь парк, а потом Мишка с яростью ударил лыжей о дерево. Обломок лыжи пролетел через дорогу и стукнул в бок стоящего на обочине УА3а-«буханки».
Мишка неторопливо и с интересом обошёл машину кругом.
— Я знаю, как внутрь попасть, — заметил он. — Она с полпинка открывается. Надо за ручку подёргать…
Как взламывают машины, я видел только в кино. Мишка навалился на ручку, та щёлкнула, и дверь открылась. Мы залезли в кабину. Она была тесная и душная. Мишка сел на водительское сиденье, покрутил руль, но ему это наскучило, и он начал рыться в вещах.
— Так, что тут?.. О, ботинки нормальные… Матери отдам, она продаст… Куртка старая… Пригодится… Шахматы… Тебе надо?.. Бери!
Дорожные шахматы были в грязном чехле, и от них пахло сигаретами. Зачем мне такие? Их даже домой не принесёшь.
Выпотрошив кабину, Мишка набрал бесполезного барахла, и мы пошли к нему домой.
— Опять чего-то украл! Вот урод! — с порога заявила ему мать.
От неё пахло спиртным. На меня она взглянула быстро и без интереса. Решила, что я — один из мутных ребят, с которыми ворует Мишка. Потом начала разглядывать принесённые ботинки, немного покричала для приличия и унесла добычу вглубь комнаты.
Просить еды или чаю было бесполезно. Под тускло горящей люстрой висела деревянная птица счастья. Мы покрутили её в одну сторону, потом в другую.
— Пошли отсюда, — Мишка тоже понял, что делать здесь нечего.
Мы вышли на улицу и отправились бродить по лабиринту дворов. На улице Марата таких много — проходных, тёмных, загадочных. Зашли в один из подъездов.
— Ты когда-нибудь ездил в лифте с открытой дверью? — спросил Мишка. — Садись внутрь, увидишь.
Я забрался в лифт, но с открытой настежь решётчатой дверью он поехать не мог.
— Сейчас… Поедет… — бормотал Мишка, нажимая на рычажки за дверным косяком.
Наконец, лифт взвыл и дёрнулся вверх. Он проехал полтора этажа и неожиданно остановился. Я пытался нажимать кнопки, но они не срабатывали.
— Всё, я пошёл! Пока! — крикнул снизу Мишка, и я услышал, как хлопнула дверь парадной.
Лифт был старый, по габаритам и освещению напоминал гроб. Я ещё немного потыкал кнопки, а потом нажал красную с изображением колокольчика — вызов мастера. Раздался пронзительный звонок. Не сидеть же в лифте вечность?! Может, кто из жильцов сумеет меня вытащить отсюда. Я звонил и звонил, но ни одна дверь не открылась.
— Чего трезвонишь, дурак что ли? — заорал снизу вернувшийся Мишка.
— Я думал, ты ушёл! — крикнул я в ответ.
— Ну, дурак! Я своих не бросаю! Давай жми на первый! — ответил Мишка.
Хорошо, когда рядом есть тот, кто не бросит в трудную минуту. Хотя если
