В раю - Пауль Хейзе
— Шути, шути, старый Ганс! — весело вскричал молодой человек. — Теперь вот, назло тебе, я прозакладываю свою голову, что сделаюсь знаменитым художником. С истинным злорадством буду я с утра до вечера трудиться, пока из-под дилетантской шкуры не покажется у меня тонкая кожа артиста. Впрочем, ты сам увидишь, что и эти семь лет я не сидел сложа руки. Не хочешь ли на свободе просмотреть мою тетрадку с эскизами, собранными и по сю, и по ту сторону океана… но кстати, что же ты в это время сделал? Разве это не позор, что я болтаю тебе тут о своих делах целый час, в то время как там, в доме, меня ждут чудеса, с которыми я до сих пор не имел случая познакомиться даже и по жалким фотографиям.
Он поспешно пошел через двор, на который они теперь пришли, и вошел в дом.
— Раскаешься в своей торопливости, пылкий юноша! — вскричал ему вслед Янсен, и на устах его появилась странная улыбка. — Конечно, ты многому удивишься, но чудеса… сидят пока вот в этом тесном помещении (он указал на свой лоб), где у них пока недостает еще достаточного освещения.
С этими словами он отворил одну из нижних дверей и впустил Феликса.
Тут была тоже мастерская, находившаяся рядом с той, в которой он работал утром; точно такой же величины, со стенами, окрашенными такой же краской, и с большим четырехугольным окном, точно так же завешенным. Между тем никто не сказал бы, что тут царствует тот же дух, который в соседней комнате создает вакханку.
На небольших постаментах стояло множество статуй, по большей части в половину человеческого роста, какие употребляются обыкновенно для украшения католических церквей, капелл и кладбищ. Некоторые из фигур были только что начаты, а другие стояли уже оконченные. Во всех видны были старания учеников подражать оригиналам, стоявшим подле копий. Копии были сработаны вообще чисто, из песчаника и из плохого мрамора, некоторые даже просто из дерева, выкрашенные краской и позолоченные; модели же все были гипсовые и загрязненные от долгого употребления. Но во всех этих игрушечных мадоннах, святых, апостолах и молящихся ангелах видна была особого рода жизнь, прелесть которой не пропадала даже в сухом подражании учеников.
— Позволь мне спросить тебя, — сказал Феликс, молча осмотревшись кругом, — к кому ты меня, в сущности, привел? Да скажи, кстати, что твой приятель, производящий эти благочестивые вещи, не сидит ли где в соседней комнате, и не надо ли быть поосторожнее с критическими замечаниями?
— Не стесняйся, дорогой мой. Владелец и творец этих благочестивых вещей стоит перед тобою.
— Ты? Дедал в маске благочестия? Ты — проповедник в пустыне новейшего искусства? Поверю этому разве только тогда, когда сам надену рясу и объявлю, что женщина — порождение дьявола.
Скульптор серьезно взглянул на него.
— Да, милый, — сказал он, — вот до чего мы дошли, проповедуя в пустыне искусства. Ты требуешь красоты, а я показываю тебе одетые палки с насаженными на них головами кукол. Еще в Киле я убедился, что нынешний свет и слышать не хочет об истинном искусстве. Ты знаешь, как мне было тяжело обращать камни в хлеб. Когда я переехал в Гамбург, дела пошли еще хуже, потому что там (он остановился и отвернулся), ну, одним словом, жить там дорого, я становился старее и требовательнее и, думая, что виною всему купеческий город, уложил лучшие свои модели и эскизы и приехал сюда — в благословенный край искусства, в Афины на Изаре, о которых столько поется и рассказывается.
Здешнюю жизнь ты сам узнаешь. Не хочу я тебе, только что переступившему порог, выметать под ноги из угла сор со всего дома. Одно только скажу я тебе, что мюнхенский художник-филистер ни на волос не лучше филистеров Швейцарии или нашей старой Голштинии. Здесь целый год я кое-как перебивался и едва окупал голой красотой свою почти голую жизнь и нашел, что от такой жизни можно, пожалуй, обратиться в католичество, и как видишь по этим фигурам — мало-помалу и обратился. Не думай, что это было легко. В человеке есть еще кое-что другое, кроме потребности быть сытым семь раз в неделю, — есть еще стыд перед самим собою и некоторыми добрыми приятелями. Кроме того, ломать себя, действительно, неудобно. Нелегко себя изуродовать, преклониться перед неестественными требованиями, недостатками и безвкусицей нашей культуры. Тем не менее во всем надо стараться найти хорошую сторону. Мысль завести целую фабрику таких статуэток показалась мне такой смешной, что я раз действительно попробовал слепить святого Севастьяна, причем мне весьма пригодилось знание анатомии. Дело пошло на лад, и с тех пор у меня постоянно работает восемь учеников, пожалуй, я скоро разбогатею, как NN. (он назвал одного из своих сотоварищей). Да, милый Икар, — весело продолжал скульптор, — мог ли ты вообразить, что я дойду до фабрикации статуэток, когда мы в годы юности, витая вместе в мире идеалов, обзывали негодяем всякого, кто хоть на черточку отступал в искусстве и в жизни от своих убеждений. Но мельница повседневной жизни размалывает у человека многое, чем он дорожит и что считает крепким, как сталь. Вот тебе печальный пример хваленой свободы искусства, которую ты надеялся тут встретить. Если я хочу делать то, чего не могу не делать, то должен подчиниться тому, что считаю сам недостойною глупостью. Чтобы иметь возможность быть таким художником, каким хочу быть, я принужден делать нюрнбергские игрушки и посылать их на рынок. Зато у себя самого за спиною я все-таки же остаюсь собственным своим хозяином. Развеселись же, дорогой сын мой: твой старый Дедал еще не совсем испортился. Я думаю, что ты станешь уважать меня по-прежнему, когда из этой мастерской я введу тебя в другую — в мой рай.
ГЛАВА IV
Он отворил маленькую дверь, соединявшую обе мастерские, и повел туда Феликса.
— Тут ты найдешь старого знакомого, — сказал он. — Удивительно будет, если друг Гомо еще узнает тебя. Он уже за это время успел и состариться и оглохнуть.
