Сочинения - Роберт Отто Вальзер

баран. Но что за бессердечные слова? (рассматривает себя в зеркале) Как я мил. Совершенно спокойное лицо. (улыбается) А эта улыбка. Какая беззлобная. Не стоило использовать такие грубые методы, наводить ужас. Но грубое убеждает быстрее всего. Век живи — век учись. Как я ленив. (вытягивается на кушетке) Покурить бы индийского табаку, да весь вышел. Я немного утомился от всех этих событий. Я лгал слишком гнусно, а мне так легко поверили. Это лишает сил. Ладно. Чем бы заняться? Эй, Херманн! (Входит Херманн.) Поди прочь. Это был сон, что я позвал тебя. Ненавижу сны. (Херманн уходит.) Надо снова попробовать признаться Амалии в любви. Я думаю, мне доставляет удовольствие, когда на меня злятся. О, роскошь оскорбления. Настолько не признавать меня, это граничит с безумием. У меня так нежно развита способность чувствовать, и мне немного скучно. Мне наскучивает естественное. Меня ужасает мысль, что я мог бы добиться успеха в свете. (Входит Амалия.) Я соврал, я подозревал Карла. Прошу тебя, поспеши, иначе случится несчастье. Старик Моор близок к тому, чтобы проклясть его. Но я лгу. Это признание лишь каприз недостойного. (Амалия уходит, презрительно усмехаясь.) Поверила. Появляйтесь потихоньку, подлости. Расправь плечи, ужас. Гадости, выходите, развлеките меня, (вскакивает) Я дал пинка своей благородной натуре. Она уже никогда не оправится. Я дрожу, но от боли. Если невозможно быть нежным, то позволено стать зверем. (зевает) Я непоколебимо верю в благость ужасного. Я намерен выставить добро за дверь. (видит ленту на полу). Я сделаю из нее шлюху, за то, что не смог показать ей, что обладаю благородным и большим сердцем. Ну, вперед. Херманн! (Появляется Херманн.) Напои меня. Я должен напиться. Я будто должен придушить силы ада, что грохочут во мне. Еще мне кажется, что я бог и уничтожу Вселенную. (уходит)

Знаменитая сцена заимствована из Шиллеровых Разбойников, знаковой для Вальзера пьесы (ср. Wenzel (Geschichten), парафразы Eine Art Erzählung и Die Tragödie, текст Schiller (II), а также драму Felix). Возможно, к пьесе Шиллера отсылает и заглавие неоконченного романа Разбойник (Der Räuber).

Перси

Когда говорят, что он был рыцарем от макушки и до пальцев ног, это еще не портрет и даже не эскиз. Его лицо как раз не очень-то красиво. Почти нет носа. Нос вдавлен в шар лица, как будто он однажды был наполовину сбрит немилосердным ударом меча. Я намеренно говорю: сбрит. Презрение к изящному подходит этому мужчине. Перси ненавидит любезные слова, грацию, ароматы. Рисунок рта выражает одновременно тоску и гнев, но в его большие глаза, кажется, раз и навсегда влюбился восторг от синих небес. Когда он закрывает глаза, окружающие ожидают чего-то ужасного, окрестности вздрагивают, мир мрачнеет. Фигура у него скорее приземистая, чем высокая, скорее неприметная, чем внушительная. Доспехи простые, но осанка выдает скрытую царственность. Губы неподвижны, они на удивление редко улыбаются, и когда они это делают, лицо источает насмешку. Издевки у Перси, вследствие грубости, которой он подвержен, означают вершину добродушия. Если он над кем-то издевается, он любит его, а он может любить. Его тело не совершает ни одного избыточного движения. Он ненавидит прекрасное, старается держаться угловато. То, что кажется в нем прекрасным, как раз непроизвольно. Если бы он знал, как он мил, он бы разорвал свою золотую душу, да, он плюнет себе в лицо. Но для этого понадобится зеркало, а этот предмет ему не знаком. То, что он любит, он презирает, то, что он предпочитает, он находит скучным, то, о чем он мечтает, опасно для жизни. Он не хочет жить там, где на карту не поставлена жизнь. Никогда еще жена не любила так мужа и никогда — более заслуженно. Перси не ведает храбрости. Знаешь ведь только то, что изучал. Отвага Перси врожденная, он герой и не может ничего с этим поделать. Камзол у него серый, перевязи зеленые, плюмаж красный. Один из слуг водружает ему на голову шлем, неважно какой; у Перси нет вкуса. В нем слишком велико подозрение, что в таких вещах ему лучше не делать выбора. Он слишком бесцеремонный для мыслей об одежде и слишком чувствителен к цветам. Для жены он царь и бог, он знает это, и это его мучает, когда он завтракает. Нежность, которую он испытывает, когда смотрит на жену, его «когда-нибудь доконает». Кажется, это его слова. Он шутит, говорит Adieu и скачет ко всем чертям. Рыцарские манеры для него слишком пошлы, он ведет себя как простой рабочий. Он до безумства любит музыку. Когда он слышит ее, по вечерам, после битвы, устало прислонившись к дереву, его сердце, уносимое слезами, может уплыть прочь. Он, который днем в гневе собрал на окрашенном кровью поле роскошную коллекцию отрубленных рук, ног, голов и плеч, может сразу после завершения ужасного труда увидеть в природе прекрасные и особенные настроения и отдаться им, пусть и на короткое время. Его голос, когда он вдоволь накричится и надуется на трубе, для разнообразия может предаться блаженству и дрожать. К религии он относится… нда! Лучше об этом не говорить. Я думаю, она ему более чем безразлична. Она для него вздор, в общем, он в ней не нуждается. У него и так есть ад и рай на земле. Идеалов у него нет, нет даже чувства достоинства; его притягивает риск, по случаю, это его идеал, он неистовствует и добивается славы. Он мечтает обезоружить принца Уэльского, рассмеяться и расцеловать поверженного. А до этого он убивает все, что ему под меч попадется, возможно, после этого он станет цивилизованным человеком, но скорее всего и тогда не станет, ему не позволит упрямство. Он умрет юношей, но когда видишь, как он хрипит и умирает, появляется чувство, что испускает дух великан.

Перси — персонаж драмы Шекспира Ричард II.

Горные залы

Знаете ли вы Горные залы на Унтер ден Линден? Возможно, вам стоит как-нибудь зайти. Вход стоит всего 30 пфеннигов. Даже если вы увидите, как кассирша ест хлеб или колбасу, пусть это заставит вас не смущенно уйти, а подумать, что она наслаждается ужином. Природа везде в своем праве. А где природа, там смысл. И вот вы входите, в горы. Вам встретится высокая фигура, этакий Рюбецаль, это хозяин трактира, и вы поступите очень хорошо, если поприветствуете его, приподняв шляпу. Ему это нравится и он учтиво поблагодарит вас за вежливость, тут же приподнявшись со стула. С размягченным сердцем вы