Бэзил и Джозефина - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
– Нет еще, – коротко ответил он, раздосадованный ее нападками на Джозефину.
– Не иначе как затребуешь из Нью-Йорка саму миссис Фиске[65], – не унималась девица. – Думай быстрее, мы все как на иголках. Кто будет играть?
– Одно могу сказать, Эвелин: ты – точно не будешь.
Ее бросило в краску от удивления и злости.
– Ого! Когда же ты это решил?
– Давно.
– Ого! А как же реплики, которые я тебе подсказала для Клары?
– Сегодня же вычеркну: их всего три. Лучше я откажусь от этой постановки, чем возьму тебя на роль Клары.
Вся труппа обратилась в слух.
– У меня и в мыслях не было… – начала девица дрогнувшим голосом. – Даже в мыслях не было…
Джозефина заметила, что Джон Бейли побледнел больше обычного. Губы сжались в твердую, холодную линию. Вдруг девица вскочила, выкрикнула: «Чертов идиот!» – и бросилась прочь из зала.
Второй нервический исход поверг присутствующих в некоторое уныние: сбор труппы рассыпался и был перенесен на следующий день.
– Давай пройдемся, – предложил Джон, когда они с Джозефиной вышли в изменившийся до неузнаваемости послеполуденный мир.
Жара спала; с озера Мичиган потянуло первым ветерком.
– Давай пройдемся, – повторил он. – Меня чуть не вывернуло, когда она стала тебя задирать.
– Неприятная особа, но сейчас мне ее немного жаль. Кто она такая?
– Газетчица, – туманно ответил он. – Послушай, а ты сама не хочешь сыграть в моей пьесе?
– Ой нет, не получится… Я уже репетирую водевиль в Лейк-Форесте.
– Светская чушь! – презрительно бросил он и принялся паясничать: – «Вот идут наши веселые-развеселые девушки-гольфистки. Наверное, они споют нам песенку». Если сделаешь выбор в пользу моей вещи, получишь главную роль.
– Почему ты решил, что я справлюсь?
– Да ладно тебе! С твоим-то голосом! Вот послушай. Героиня пьесы похожа на тебя. Расовый бунт устраивают два парня, черный и белый. Черному надоела его черная жена, и он влюбился в яркую блондинку, отчего сам терзается, понимаешь? А белый парень по молодости влип и оказался в такой же ситуации. Но когда они улаживают свои семейные пертурбации, расовый бунт сам собой сходит на нет, понимаешь?
– Оригинально, – похвалила Джозефина. – И кого же, по-твоему, я могла бы сыграть?
– Девушку, в которую влюблен женатый человек.
– Белую?
– Естественно. В этой пьесе нет и намека на мисцегенацию.
Джозефина решила, что дома непременно залезет в словарь.
– На эту роль претендовала та девушка?
– Да. – Помрачнев, он добавил: – Моя жена.
– Ох… Ты женат?
– По молодости влип, как тот парень в пьесе. В принципе, мне это не помешало: мы с самого начала не разделяли старомодные буржуазные предрассудки – жить в одной квартире и все такое. Она даже фамилию мою не взяла. И все равно мы с ней на ножах.
Когда первое потрясение прошло, Джозефину больше не удивляло, что он – женатый человек; пару лет назад только дотошность сельского мирового судьи помешала Джозефине стать миссис Тревис де Коппет.
– У каждого свой крест, – заметил он.
Они свернули на Лейк-Шор-драйв и миновали Блэкстон, где к окнам льнула тихая танцевальная музыка.
Зеркальные стекла автомобилей, стремившихся на природу или на северный пляж, не давали огненному закату упасть на мостовую, но город мог легко обойтись без них, и воображение Джозефины не спешило лететь вслед за автомобилями. Она рисовала себе электрические вентиляторы, омаров на льду в ресторанных витринах, жемчужные вывески, сверкающие и крутящиеся на фоне тусклого городского неба, жаркого и темного. А над всем этим властвовала невероятно странная, тягучая мистерия крыш и опустевших квартир, белых платьев на аллеях парка, звездных пальцев и лунных лиц и прохожих со странными прохожими, которые знали друг друга разве что по имени.
Джозефину охватила чувственная дрожь; ей стало ясно, что Джон Бейли заворожил ее куда сильнее, признавшись, что женат. Жизнь понемногу входила в колею, запретные и запертые двери распахивались, открывая заколдованные ходы. Не это ли влекло ее отца – авантюрная жилка, которая передалась и ей?
– Жаль, некуда нам пойти, чтобы побыть наедине, – сказал Джон Бейли, а потом вдруг добавил: – Эх, мне бы автомобиль!
«Мы и так наедине», – говорила про себя Джозефина. Она придумала подходящие декорации – летние городские улицы. Здесь они с ним оставались наедине до первого поцелуя; потом уединение чуть-чуть нарушится. Тогда наступит его время, а сейчас время принадлежало ей. Переплетение их рук притягивало Джозефину к его высокому боку.
Немного позже, в последнем ряду кинозала, где стрелки на желтом циферблате висевших в углу часов неумолимо подкрадывались к шести, она прижалась к его покатому плечу, и к ней склонилась прохладная, бледная щека.
– Обрекаю себя на муки, – шепнул он.
Джозефина видела, как в темноте его черные глаза углубились в раздумье, и постаралась разубедить его взглядом.
– Я к таким вещам отношусь серьезно, – продолжал он. – Но чем мы можем стать друг для друга?
Она не ответила. Вместо этого она позволила знакомому току, подъему, течению любви сомкнуться вокруг них и уверенным касанием руки лишила его отчужденной исключительности.
– Что подумает твоя жена, если я соглашусь на эту роль? – шепотом спросила Джозефина.
В этот самый миг на станции Лейк-Форест ее мать встречала припозднившегося мужа.
– В городе адская жара, – сообщил он. – Ну и денек!
– Ты с ней встретился?
– Конечно, и с первого взгляда понял, что повести ее на обед можно только в «Ла-Гранж». Не хотел рисковать остатками своей репутации.
– Вопрос решен?
– Да. За пожизненную ренту в размере трех сотен в месяц она согласилась оставить Уилла в покое и отказаться от его фамилии. Я уже телеграфировал на Гавайи твоему разборчивому братцу – пусть возвращается домой.
– Бедняга Уилл, – вздохнула миссис Перри.
III
Через три дня Джозефина, коротавшая прохладный вечер на веранде, обратилась к отцу:
– Папа, ты не хочешь поддержать театральную постановку?
– Мне такое даже в голову не приходило. Вот написать пьесу действительно хотел. А что, водевиль Дженни Макрэй терпит бедствие?
Джозефина нетерпеливо щелкнула язычком:
– Я в этом водевиле участвовать не собираюсь. Речь о другом – есть возможность сделать доброе дело. У меня только один вопрос: какие у тебя будут условия?
– Условия?
– Против чего ты бы стал возражать?
– Ты даже не дала мне собраться с мыслями.
– Я считала, ты захочешь найти достойное применение своим деньгам.
– А что за пьеса? – Он сел рядом, и она незаметно отстранилась.
– Ее ставит иллинойсское объединение «Маленький театр». Мама знает кого-то
