Десять вечеров - Сборник сказок
– Уличная потаскушка не имеет постоянного друга. Не ездит она по улицам ни в паланкине, ни в экипаже, а выходит на перекрёсток, чтобы привлечь прохожих своей красотой. Обычай им это дозволяет.
– Ну что ж, пойду поглядеть на них.
В этот день был как раз большой праздник, и хозяин посоветовал пойти в храм Киёмидзу на Восточной горе. Таро Лежебока, недолго думая, отправился туда.
Одет он был в свой старый халат из грубого холста. Халат этот служил ему круглый год и был заношен до того, что уже нельзя было различить, какого он цвета. Опоясался Таро Лежебока верёвкой, на ноги обул дырявые соломенные сандалии, а вместо посоха взял с собой толстую бамбуковую палку.
Был восемнадцатый день «месяца инея»125, холодный ветер пронизывал до костей.
Таро Лежебока стал, хлюпая носом, на холодном ветру перед главными воротами храма Киёмидзу126, словно надгробный столбик из чёрного, обожжённого дерева на кладбище. Развел он широко руки в обе стороны и стал поджидать.
Люди, увидев его, пугались.
«Страх какой! Кого он там подстерегает?» – И обходили его стороной, стараясь держаться подальше от него.
Не раз проходили мимо него молодые девушки, но он бросал на них только беглый взгляд. Так стоял он весь долгий день с самого утра до вечерних сумерек. За это время прошло мимо него столько женщин, что и не сосчитать.
«Нет, эта нехороша, и та не слишком пригожа», – думал он каждый раз в нерешительности, но вдруг подошла к воротам молодая девушка, на вид лет семнадцати. Лицо её было свежо и прелестно, как лепестки вишнёвых цветов весною. Волосы, искусно уложенные в причёску, отливали глянцем, словно крылья морской чайки. Пряди на висках трепетали, словно крылышки осенней цикады, брови были наведены на лбу тёмно-синей краской. В своём праздничном наряде напоминала она цветущее деревце вишни в дальних горах. Как у самого Будды, было у неё тридцать два прекрасных лика и восемьдесят чудесных образов. Можно было подумать, что ожила вдруг золотая статуя Будды, такой красотой сияла девушка!
Одетая во множество разноцветных платьев и шаровары, тысячу раз окрашенные пурпуром, шла она гордой, уверенной походкой. На ножках её были сандалии с тончайшей подошвой. Высокие шпильки в причёске благоухали ароматом цветущей сливы.
Девушку сопровождала служанка, лишь немного уступавшая в красоте и роскоши наряда своей госпоже.
Увидев девушку, Таро Лежебока подумал:
«Вот она, моя будущая жена! О, радость! Ах, скорей подойди ко мне. Хочу обнять тебя, пить твоё дыхание!»
И, полный нетерпения, он раскрыл свои объятия.
Девушка, взглянув на него, невольно попятилась и спросила свою служанку:
– Это что за пугало?
– Какой-то нищий человек, – ответила та.
– До чего же он страшен! Я боюсь подойти к нему близко! – И девушка попробовала было пройти в храм другой дорогой.
Таро Лежебока, увидев это, воскликнул:
– О, беда! Она уходит! Надо спешить, пока не поздно, – и бросился к ней, широко расставив руки. Сунув свою грязную голову под сень её красивой шляпы, он приблизил лицо вплотную к самому личику девушки.
– Послушай, красавица, – сказал он, обнимая рукой её стан.
Тем временем уже так стемнело, что не различить было, где восток, где запад.
Девушка молчала, не отвечая ему ни звуком. Прохожие только восклицали:
– Ах, какой ужас! Ах, бедняжка! – Но спешили пройти мимо. Ни один не подошёл ближе.
Таро Лежебока прижался к девушке теснее и стал говорить так:
– Послушай, красавица, я тебя люблю с давних пор. Много раз я видел тебя на разных торжествах и праздниках127 в Охара, Сидзухара и селении Сэрё, в храме Кодо, в Кавасаки, на горах Накаяма и Тёракудзи, в Сага, храме Хориндзи, в Удзумаса и Дайго, в Курусу, Каватаяма, Ёдо, Явата, Сумиёси, Курамадэра, в храме Тэндзин, что находится в Годзё, храме Мёдзин, что в Кибукэ, в Хиёси-санко, Гион, Китано, Камо, Касуга и ещё во многих других местах, всего не упомнить. Так что же, каков будет твой ответ?
Девушка подумала: «Это, видно, деревенский простак. Какой-нибудь столичный шутник подучил его выйти на перекрёсток с подобными речами. Нетрудно будет провести этого дурачка».
– Верю тебе, – молвила она. – Но здесь сейчас слишком много чужих глаз. Над нами будут смеяться. А ты приходи ко мне потихоньку.
– Куда же мне прийти? – спросил он.
«Придумаю-ка я хитрую загадку, – решила девушка. – Пока он будет голову себе ломать, я убегу от него».
– Живу я в таком селении, где никогда тьмы не бывает, – сказала она. – Отгадай, коли сумеешь.
– О! Так, верно, ты живёшь в селении Фонари возле Залива Огней! Что, угадал я?
«Вот удивительное дело! Чудо из чудес! Так сразу догадаться! Но, должно быть, слышал он эту загадку раньше… Попробую ещё», – подумала девушка.
– Нет, по правде сказать, я живу в той деревне, где солнце заходит.
– О, я понял! Понял тебя с полуслова. Ты живёшь на запад отсюда, в селении Тёмное. Что, угадал я?
– Угадал-то угадал. Родом я в самом деле оттуда, но теперь живу в деревне, где все люди робки и застенчивы.
– Значит, в деревне Потайной, что, правда моя?
– Правда-то правда, но я ушла оттуда, и надо искать меня на той улице, которую на себя надевают.
– Это, выходит, на Парчовой улице? Что, опять угадал?
– Угадал, угадал. Но теперь живу я в таком посёлке, который без всякой жалости жгут каждую ночь.
– Значит, верно, на Улице светильного масла?
– Но и оттуда я ушла. Живу теперь на улице сердечной радости.
– О, значит, на Перекрёстке встреч?
– Ах, нет, ищи меня в селении, где все жители только и делают, что любуются своей красотой.
– Так ты живёшь в Посёлке зеркал?
– Нет, приходи ко мне туда, где всегда стоит осень.
– Выходит, в село Добрый урожай?
– Нет, нет, и там я больше не живу. Ушла в ту деревню, где всем жителям по двадцать лет.
– О, слышал про неё. Это село Молодое.
Таро Лежебока отгадывал так быстро, что девушка никак не могла убежать.
«Лучше я буду состязаться с ним в искусстве слагать стихи. Пусть-ка призадумается на минуту, я живо ускользну», – подумала девушка.
И, поглядев на бамбуковую палку в руках Таро Лежебоки, сложила такое пятистишие:
Посохом служит тебе
Палка простого бамбука!
Много коленьев на ней,
Но до моих колен
Ты, поверь, не коснёшься.
Таро Лежебока огорчился: «О, горе, не хочет она провести ночь со мной!» И молвил в ответ:
Связаны крепким узлом
Эти коленья бамбука.
Нерасторжим их
