Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
— По мне — пускай события спокойно идут своим чередом, — сказал Шаттих, хотя нервы у него пошаливали. — Мы всегда успеем прибегнуть к решительным мерам.
Лист вставил монокль в глаз и взглянул на своего друга.
— Господин Шаттих, где же пресловутая бомба? В кармане у молодого человека? Он это отрицает.
Глаза Шаттиха за круглыми стеклами очков широко раскрылись от простодушного удивления — они почти сбили с толку его друга Листа, который решил повременить с выражением недоверия.
— Где же ей быть? — почти наивно спросил Шаттих. Между тем он был твердо убежден, что после взлома в квартире Раппа бомба очутилась в руках его «негра» Эмана. Эман же, разумеется, хранит ее в надежном месте. При таких обстоятельствах Шаттих чувствовал себя достаточно сильным, — да, здесь он стоял на твердой почве, — чтобы порвать навязанное ему Листом соглашение о правах на бирковское изобретение. Вопрос был только в том, каково вообще соотношение сил. Вот что втайне волновало Шаттиха.
Намеченная программа действий интересовала Листа только с технической стороны. Как всегда прямой и подтянутый, он шагал по ковру и рассказывал о принятых им мерах.
— В саду у меня стоят двое, это верные люди, своего рода специалисты — из тех, что действуют без лишних слов. Ваш дуралей строит свои расчеты на том, что у него в кармане ключи от оранжереи и сада. Вот он и побежит туда, куда ему надлежит бежать. А когда молодчику заткнут рот, он с помощью четырех дюжих рук очутится как раз в собственной машине.
— Неужели его вытолкнут прямо на улицу?
— Его машины давно уже там нет. Она стоит в моем гараже, а оттуда есть вторые ворота в сад. Едва он очутится в машине, как она тронется с места — и в Сторков… — Лист остановился. — Это мое поместье. У меня есть одна слабость — даже у меня: сторковская дичь. Я не стреляю, но провожу целые дни в лесу, среди животных.
«Только этого не хватало! — подумал Шаттих. — Он еще и сентиментален».
— Пусть этот дурачок посидит в Сторкове за решеткой — пить-есть дадут ему до отвала, — а мы пока обделаем наше дельце и даже столкуемся с изобретателем Бирком.
— Хотел бы я знать, как вы это сделаете?
— Я знаю с ваших же слов, что он любит мальчика. Ну, и на здоровье. А я люблю свою дичь. Он захочет с ним свидеться — как по-вашему? Я более чем уверен, что он без всякого шума откажется в мою пользу от своих прав на изобретение.
— Вот это организация, — одобрил Шаттих, потирая руки. Но радовался он только тому, что бомба хранится у Эмана.
— Я что-то ничего не слышу, — настораживаясь, сказал Лист. — Мы ведь договорились, что ваши люди сразу отнимут у него эту штуку. Но они даже пальцем шевельнуть не желают. С каким же материалом вы работаете, дорогой друг? Мне ничего не остается, как вызвать из сада своих людей и приказать им взять пациента.
— У нас ведь есть еще и актер.
— Да, верно. Он еще не выступал.
Кто-то чуть слышно царапнул дверь, явился лакей. Он доложил, что актер только что ушел. Зато наверху сидят двое посторонних.
— Я их запер, — сказал лакей.
А Эмануэль, сидя за столом, хватался за револьвер. Он припас его для Шаттиха! Да, он жаждал сразить не жалкого Бауша, который, разумеется, в душе трепетал от страха. И не Эмана — тот хотя и предал друга, но предал и остальных. И даже не с уволенным боксером, этим наймитом, мечтал он расправиться — каждый живет как может. Только один человек терзал и травил Эмануэля, мешал ему разбогатеть, охотился за Марго, нанимал убийц и купил Ингу; да, Ингу он купил, она покинула Эмануэля и работает теперь против него. Взлом был делом ее рук. С ее ведома и согласия он сидит здесь, выданный врагам, — он, для которого она была смыслом существования, самой жизнью!
Он сжал руками лоб, остальные не могли понять, что с ним происходит. А он уже забыл, кого ненавидит — Шаттиха или Ингу. Когда он думал о Шаттихе, стушевывалась Инга, и наоборот. Он закрыл глаза. Все же осталась Инга.
Но она вне пределов досягаемости, а Шаттих, если он здесь, вероятно не находит в себе мужества выйти из своего укрытия. Между тем Эмануэлю было уже невтерпеж. Горячая кровь и чувство собственного достоинства толкали его в атаку. Противник прав: открытая игра — наилучший выход из положения. Еще несколько мгновений он держал себя в узде. А вот уже и последний предел. Они не открывают карт? Значит, придется это сделать ему. Прыжок на стол — он сверху атаковал боксера. Вильямс вначале оторопел, и было мгновение, когда Эмануэлю ничего не стоило соскочить со стола и кинуться через оранжерею в сад. У Бауша и Эмана была только одна мысль — не попасться бы ему под руку. Эмануэль, однако, и не подумал об отступлении, столь тщательно предусмотренном, — он набросился на Вильямса. Но тот повел себя странно. Он так прижал Эмануэля, что тут же, на столе, поставил его на колени — ведь для боксера это не составляло никакого труда — и шепнул ему на ухо:
— Не делай глупостей, парень!
Услышав немецкую речь, Эмануэль так опешил, что отдался в руки тренера, который спокойно спустил его на пол, на то самое место, откуда он начал атаку. Вильямс даже поднял упавший стул Эмануэля. Бауш собрался с духом и стал пробираться на свое место. Эман, державшийся выжидательно, сказал:
— Небольшое недоразумение. Столкновение интересов приводит к борьбе.
Наступила тишина, Эман почувствовал, что и ему надо, наконец, о себе заявить. Пока что его роль в переговорах была ничтожна. С другой стороны, последний эпизод показал, что соотношение сил, по-видимому, изменилось. В поведении Вильямса было что-то неясное. Эман сориентировался и поднял голос:
— Я присутствую здесь как представитель моего друга Раппа. Никто, — он чеканил каждый слог, имея в виду притаившихся за стеной Шаттиха и Листа, — никто, повторяю я, не вправе сетовать на меня за мое особое мнение: в первую очередь должен заработать господин Рапп. Я ставлю вас, господа, перед выбором.
— Он с ума сошел! — вскричал господин фон Лист так громко, что по крайней мере чуткий слух Эмана уловил в воздухе какую-то угрозу. Его бросило в жар, но он подбодрил себя одним соображением: «Делайте что хотите, а концерн сильнее вас». И, не смущаясь, он продолжал:
— Выложите двести тысяч, и мы возобновим