Сочинения - Роберт Отто Вальзер

в легкую, качающуюся гондолу госпожи Хюгли, хозяйки лодочной станции, у самого берега озера, и плыть по прекрасной, зеркально гладкой воде, между скрипящими зарослями тростника, пока он не достигнет середины озера и, отпустив весла, не увидит, как восхитительно и точно отражаются в глубокой воде виноградники и загородные дома и маленькие охотничьи замки. И еще многое, но все времена года, зимой, осенью, летом и весной. Как известно, природа во всех нарядах свежа и волшебна и всегда достойна в высшей степени искреннего восхищения и наслаждения. Отправляйтесь в провинцию, в маленькие города; там у вас еще будет надежда, что в вечер нашего бенефиса вам под ноги и под самый нос бросят лавровый венок, который вы благодарно поднимете и радостно отнесете домой. Эти города можно порекомендовать и играющим в театре дамам, не в меньшей степени, чем господам, и они вскоре найдут, что я имею все основания советовать вам еще раз попробовать в провинции. В заключение: в провинции обычно хорошо готовят, и уже одно это стоит того, чтобы как можно быстрее отправиться туда и испробовать эту превосходную кухню. Вкусной едой пренебрегать не стоит.

Коварство и любовь — драма Фридриха Шиллера. Карл Моор — герой драмы Шиллера Разбойники. Бёцинген и Метт — предместья Биля наряду с Мадречем.

Дама и актер

Мой господин, вчера вечером я была в городском театре и видела Вас в роли принца Макса в Фаворите, и теперь пишу Вам. Я, пусть это Вам сразу будет известно, дама тридцати лет, чуть старше, Вам это интересно? Вы молоды и милы, у вас хорошая фигура и вокруг Вас, наверное, уже вьются женщины. Apropos, не относите мне к женщинам, которые восторгаются Вами, и все же, должна Вам сразу признаться, Вы мне нравитесь, и я чувствую себя обязанной сказать Вам, почему. Возможно, Вы думаете, что это письмо будет несколько длинным? Когда я вчера наблюдала за тем, как Вы играете, мне сразу пришло в голову, как Вы невинны; в любом случае, в Вас много детского и Вы весь вечер вели себя на сцене так, что я сказала себе, пожалуй, я напишу Вам. Вот я и пишу; отправлю ли я это письмо? Простите меня, или так: Вы должны гордиться тем, что из-за Вас люди впадают в сомнение. Пожалуй, не стану посылать, тогда Вы ничего не узнаете и у Вас не будет повода разразиться неприятным смехом. Поступаете ли Вы так? Видите ли, я предполагаю у Вас прекрасное, свежее, чистое сердце, но Вы, возможно, еще слишком молоды, чтобы знать, что это важно. Скажите мне, где Вы будете, когда будете отвечать мне, или скажите мне это устно, приходите ко мне, завтра в пять пополудни, я буду ожидать Вас. Большинство людей вкладывают все свое честолюбие в дурную невозможность совершить глупость, на самом деле они не любят приличных манер, хотя так может показаться. Манеры любят только тогда, когда благодаря им удается избавиться от опасности. Ибо опасности воспитывают, а если не хотеть постоянно вживую обучиться важным вещам, то никакой моралью не овладеешь. Часто кажется, что боязливость и есть подлинная нравственность — какое опасное заблуждение! Послушайте меня и поступайте искренне, хорошо? Или Вы один из, к сожалению, многих людей, которые полагают скучным всё, что хоть сколько-нибудь постыдно и утомительно? Плюньте на это письмо и порвите его, если оно Вам наскучило, но оно ведь Вас увлекает, не правда ли, оно волнует Вас, Вам не скучно. Как Вы милы, мой господин, мой бог, и так молоды, Вам точно едва ли двадцать. Вчера вечером Вы мне показались немного скованным, а Ваш прекрасный голос немного принужденным. Простите ли Вы мне, что я так говорю? Я на десять лет старше Вас, и мне так хорошо говорить с человеком, который достаточно молод, что я могу почувствовать себя на десять лет старше. В Вашем поведении есть что-то, что делает Вас еще моложе, чем можно дать Вам на вид по некотором размышлении; это та самая некоторая скованность. Я прошу Вас, не отвыкайте от нее скоро, она мне нравится, это повредило бы спектаклю, эта естественная неестественность. Такими бывают дети. Я Вас не обидела? Я так откровенна, не правда ли, но Вы совсем не знаете, сколько радости кроется для меня в предположении, что шепчет мне: он позволит, он любит это. Как Вам шла офицерская форма, узкие сапоги, мундир, воротник, брюки, я была в восхищении, а какие у Вас были королевские манеры, какие энергичные движения! А как Вы говорили: так геройски, что я даже немного стеснялась перед самой собой, перед Вами. В салоне или в замке Вашего господина отца Вы говорили так громко и важно. Как вращались Ваши глаза, как будто хотели сожрать кого-то из зрительного зала, и Вы были так близко. В какой-то момент у меня дернулась рука, я непроизвольно хотела вытянуть руку, чтобы коснуться Вас. Я вижу Вас перед собой, Вы большой и громкий. Будете ли Вы держаться так же важно, когда придете завтра ко мне? В моей комнате, да будет Вам известно, все тихо и просто, я еще никогда не принимала офицера, и у меня еще никогда не было сцен. Как Вы будете вести себя? Но мне нравится в Вас эта выпестованная, подобная флагштоку сущность, это представляется мне новым, свежим, благородным и чистым, я хочу узнать это, потому что, как я чувствую, в этом кроется что-то невинное и несломленное. Покажите мне это, я заранее рада этому и я думаю, я полюблю это. Надеюсь, Вам с Вашей, по-видимому, высокомерной сущностью все же не знакомо высокомерие, Вы не способны на обман, Вы слишком молоды для этого, а я для того, чтобы пережить разочарование в Вас, а теперь я более не сомневаюсь, что я отправлю Вам это письмо, но позвольте мне сказать Вам еще кое-что. Итак, Вы придете ко мне, это решено. Почистите сапоги перед лестницей, до того как войдете в дом, я буду стоять у окна и наблюдать за Вами. Как я рада, что могу быть такой глупой. Вы видите, как я рада. Возможно, Вы гадкий и накажете меня за то, что я решилась пробудить в Вас доверие ко мне. Если Вы такой, то приходите, устройте себе развлечение, накажите меня, я это заслужила. Но Вы молоды, это противоположность мерзости, не правда ли? Как ясно вижу я перед собой Ваши глаза, и