Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
Он полюбил юношу и раньше ни за что не поверил бы, что можно так полюбить чужого человека, так прочно включить его в круг своих близких. При вновь сложившихся обстоятельствах его собственная судьба стала очень близка к судьбе молодежи. Порою он сам видел себя в роли возмущенного юноши, уставшего от несправедливости и отрицающего направленный против него закон. Но, разумеется, человек, которому уже минуло пятьдесят семь, охотно уступил бы подобную роль тридцатилетнему. И вот Бирк даже замыслил нечто такое, чем надеялся окончательно толкнуть зятя на бунт. Все уже было обдумано, и Бирк, чтобы осуществить свой замысел, ждал случая. Он преследовал главным образом воспитательные цели, сознавая, что предпринимает рискованный опыт. Он принадлежал к людям, которые под конец жизни становятся смелее. А для того, чтобы привести в исполнение задуманное Бирком, смелость была нужна.
Он рассчитывал, что конец задуманного им дела будет счастливый и жизнь станет радостней. Он надеялся доказать молодежи, что от навязанных нам жизнью внешних обстоятельств зависит все что угодно, но только не свобода нашего духа. Бирк требовал от себя и от своих близких трех вещей: «Научись нести ответственность! Научись быть стойким! Научись радоваться!»
II
Мост огромной дугой охватил пространство между старым городом и промышленными зданиями, образовавшими новый город. Он вздымался над рекой, каналом и сетью железнодорожных путей на высоту сорока двух метров. Перед тем, кто в рабочие часы взбирался на это еще не законченное сооружение, открывался обширный вид; главный инженер Бирк подолгу простаивал на своем мосту в ненастные дни; там же застаем мы его и в погожее воскресное утро 1929 года. Это был первый ясный день запоздалой весны. Взгляд Бирка манили воздушные просторы; контуры всех зданий, старых и новых, как бы расплывались в пространстве, становились легче. От этого и на душе было легко.
Главный инженер Бирк слишком долго всматривался в весеннюю даль. Он не видел, как рабочие, бывшие поблизости, ринулись в сторону, спасаясь от сорвавшегося бруса, который поднимали вверх. Это была невероятная тяжесть; такой брус, даже слегка задев человека, надолго выводил его из строя. Бирка он задел. Инженер потерял сознание, криков ужаса он уже не слышал.
Люди, поднявшие его, видя его бледность и закрытые глаза, подумали, что он скончался. Но когда Бирка с трудом перенесли вниз, он открыл глаза и потребовал, чтоб его отвезли не домой, а к сыну, в больницу. Больница находилась на левом берегу реки, в промышленном городке. Да впрочем, это было и ближе; рабочие понесли его на руках, не дожидаясь скорой помощи. Ни для кого другого они этого не стали бы делать.
Молодой врач, когда они остались одни, исследовал отца. Он так волновался, что даже старшую сестру отослал. Он нашел у отца только ушибы.
— Да, собственно говоря, ничего и не случилось, — сказал Бирк. На вопросительный взгляд сына он ответил: — Я потерял сознание просто от испуга и даже не за себя, нет, когда на меня полетел брус, я подумал о твоей матери: ее уже нет; но как бы она испугалась, если бы была жива! Помнишь, в тот раз, когда меня неожиданно пришлось оперировать, она крикнула: «Все рушится!» Об этом-то я и вспомнил, когда на меня летел брус. И сразу потерял сознание — ее сознание, если можно так выразиться.
— Не пройдет и недели, как ты поправишься, — уверял его сын. — А пока полежи у меня.
— Очень мило с твоей стороны, Рольф. Мне это даже на руку — немного отдохнуть.
— Понятно, — сказал Рольф. Он и сам уже забыл, что такое отдых.
Бирк добавил:
— Этот несчастный случай по крайней мере даст мне возможность собраться с мыслями. А то кое-какие планы повиснут в воздухе. Ведь в жизни существуют не только те планы, которые расчерчиваешь и рассчитываешь.
Он помолчал, затем попросил сына позвонить по телефону — конечно, в управление концерна, а потом детям. Марго и Ингу можно застать в конторах концерна, старшую дочь Эллу — дома, а двух младших — вероятно, на курсах. Рольф уже собирался идти звонить, как вдруг отец изъявил странное желание:
— Не уверяй их, что все это пустяки. Понимаешь…
Молодой врач, разумеется, ничего не понял.
— Неудобно как-то, знаешь… — По-видимому, Бирк только что об этом подумал. — Тридцать лет, так сказать, все ожидали катастрофы, и вдруг это дурацкое положение — всего-навсего ушибы. Намекни по крайней мере, что возможны непредвиденные осложнения!
У сына мелькнула мысль, не ждет ли Бирк от такого преувеличения материальных выгод; он еще мало знал отца с этой стороны, но вообще-то он был достаточно умудрен опытом: так ли еще меняются люди в наше время!
Была суббота, дети могли прийти с минуты на минуту. Ожидая их, Бирк погрузился в размышления. Он задумался об Элле, старшей дочери, носившей имя матери. Элла была недовольна отцом. Она и ее муж считали, что отец не выполнил своего родительского долга. Он допустил, чтобы обещанное дочери приданое пошло прахом: когда они поженились, свирепствовала инфляция. Муж не простил ему этого, а значит, не простила и Элла. Бирк надеялся, что дочь сожалеет об их размолвке; сам он думал о ней с болью, если только находилось время для таких мыслей.
И сейчас, несмотря на другие заботы, он все спрашивал себя, придет ли Элла? В том, что придут Инга и Марго, его средние дочери, он не сомневался. А раньше всех, конечно, явится Эмануэль, молодой муж Марго. У Бирка было много детей, и они любили его, но при данных обстоятельствах его особенно беспокоила Элла, гораздо больше, чем она того заслуживала. И он понял, как тяжело было бы внезапно расстаться с ними навсегда.
В его жизни уже была однажды такая внезапная разлука: с «малюткой». Девочка долгое время оставалась младшей в семье, и ее привыкли звать «малютка». Была такая минута, когда нищета казалась неизбежной, и родители отдали ребенка в учение в цветочный магазин. «Малютка» разносила
