В раю - Пауль Хейзе
Бальтазар. Что это сегодня с Каспаром?
Мельхиор. А черт его знает! Он уж и пришел сюда такой сердитый.
Каспар. Случалось мне не раз взбираться на старую башню и глядеть оттуда на расстилавшийся кругом веселый беспредельный мир. Вдали, в лучах солнца блестели шпицы городов, сверкали, извиваясь по зеленым лугам, мощные реки, по которым гордо скользили корабли, уходя в туманную даль. И часто говорил во мне какой-то внутренний голос: ах, кабы они взяли меня с собой и унесли далеко прочь от этой лавочной пыли, пока она еще не заглушила внутреннего моего чувства. Да, признаться, мне сильно хотелось поближе ознакомиться с внешним миром во всей полноте того, что он может дать. Тогда бы, по крайней мере, было не так обидно и мучительно сидеть перед загадкой причины бытия. Впрочем, что же мне говорить об этом: разве какому-нибудь подземному кроту пристало толковать о рощах и лесах? Нет, надо быть орлом, для того чтобы иметь возможность изведать высоту гор и глубину пропастей. А наш брат нищий, без роду без племени, лучше и не думай странствовать, он не найдет себе гостеприимного крова и если где и остановится на каком неприютном утесе, то ему все-таки придется, покинув этот утес,
Опять устремиться бесцельно в ничто!
Бальтазар. Право слово, братец, теперь при наших обстоятельствах, горе твое кажется мне что-то не совсем понятным. Я вижу, нам остается только одно средство, а именно — обратиться к дьяволу.
Незнакомец (внезапно встает и подходит к ним). Дьявол ближе к вам, чем вы думаете.
Бальтазар. Как? Что такое?
Мельхиор. Да вы-то сами что за птица?
Каспар. Вы нас подслушивали?
Незнакомец. Кто может запретить отцу слушать болтовню его деток?
Бальтазар. Он сумасшедший!
Мельхиор. Глаза-то как горят! Аж страшно.
Каспар. Что такое делали вы тут в потемках? Кто вы?
Незнакомец. Разве не чувствуешь, что ты плоть от моей плоти? То беспокойное брожение, которое происходит в тебе, а также в тебе и в тебе и которое вызвало во всех вас страсть в искусствам, вы наследовали от меня. Я сам происхожу от вечного ваятеля и осужден на вечную муку и вечное беспокойное стремление, как обезьяна, переиначивать дивную Его работу. Но подражание мое выходит лишь смешной пародией чудной действительности, которая, в спокойном своем величии, движется в бесконечном круговороте, постоянно оживотворяемая вечной любовью Творца. Я бесился, сознавая, что сам не что иное, как творение рук Его, и хотел создавать во что бы то ни стало, но ничего путного не выходило. Время неудержимо мчалось вперед и уносило с собой мои творения. Обстоятельства мои стали особенно плохи с первого года общепринятого теперь летосчисления. Я, с отчаяния, потерял было даже охоту приниматься за какое бы то ни было дело. Повсюду стали проповедовать, что спасение мира заключается в духовном начале и что все зло проистекает от чувственного и материального. Если вы, впрочем, самому мне не верите, то обратитесь к патерам, которые, сказать мимоходом, с искони веков были посвящены во все мои козни, и они, согласно догмату непогрешимости, не допускающему никаких сомнений, сейчас же объяснят вам, как дважды два четыре, что все искусства — порождения дьявола.
(Снимает шляпу и плащ и является им в образе демона.)
Бальтазар. Сам дьявол! А я его сын! И вы…
Мельхиор. Я весь дрожу!
Каспар. Неужели это те самые черты, которые, бывало, виделись мне во сне? Кто бы ты, впрочем, ни был, ты снял с моего духа подавлявшие его оковы и рассеял мучившую меня туманную мглу. Благодарю тебя!
Бальтазар. Каспар подходит к незнакомцу… Он его не боится!
Незнакомец. Хвалю его за отвагу, а впрочем, надеюсь, что и остальные сыновья скоро ко мне привыкнут. Во всяком случае, я горжусь быть отцом и признаю вас возлюбленными моими сынами, о них же все мое благоволение.
Мельхиор. Милостивый государь… С должным почтением смею возразить, что пока вы не объясните все досконально и не предъявите законного вашего паспорта…
Незнакомец. Ах ты, бесстыдный мальчишка!.. Впрочем, и в этом сейчас можно узнать мою кровь. Коли хотите, я открою вам великую тайну о том, каким именно образом явились на свет вы — чертово отродье. Тайна эта напоминает отчасти те мифы, на которых зиждутся древние религиозные верования. Однажды с вечно юной злобой думал я о нескончаемом своем позоре, а вокруг, словно мне на смех, раздавался звон колоколов. Сидя на вершине Лысой горы, смотрел я оттуда на созданное Им море, игравшее роскошной синевой в лучах воскресного солнца. Казалось, будто вся земля прославляла Его величие. Везде, где только торчал каменный или деревянный крест на крыше какой-нибудь несчастной сельской часовни, слышно было, как мужчины, женщины и даже малые дети бормотали Ему молитвы, отовсюду неслись Ему хвалы и противный мне дым фимиама. Везде на земле царствовал мир, как будто древняя наша распря была уже навеки улажена к общему удовольствию всего живущего. Скрежеща зубами, я думал о том, что с годами дела мои идут все хуже и хуже и что моему некогда гордому царству, по-видимому, несдобровать. Помощники, которым я уделил часть моей власти, оказывались все негодными, трусливыми, тряпками и только еле-еле удили рыбу в мутной воде. Пожалуй, думал я, так к концу тысячелетия придется и самому мне благочестиво гнуть спину и с сокрушенным сердцем восклицать: согрешил, окаянный. В то время, когда послал Он на землю Своего сына, весь мир готов уже был, казалось, попасться в мои сети, а с тех пор с каждым поколеньем род людской чуждается меня все более и более. Сжимая кулаки, сидел я, объятый этими грустными думами, как вдруг слышу подле голос тетки: отчего же и тебе не попробовать создать себе сына, наследника твоей власти? Когда почувствуешь приближение старости, можешь уступить ему престол, и он будет царствовать на нем с такой дерзостью и так весело, что старые твои кости возрадуются. Он почерпнет в твоей крови сверхчеловеческую силу и будет неотразимо прельщать смертных ко греху, развивая в них стремление к чувственным наслаждениям, так что у них утратится даже желание вечного блаженства, ожидающего праведных. Притом же сын твой не будет отвращать взор от прелестей жены и от него произойдет потомство многочисленное, как песок морской, так что, даю тебе честное мое змеиное слово, если ты послушаешься моего совета, то еще ранее конца текущего столетия победа останется за тобою.
Каспар. Действительно, план настоящий адский!
Мельхиор.
