Избранные произведения - Пауль Хейзе
Отца капитан нашел в комнате, где лежала одежда умершего. Седовласый полковник обрел прежнюю осанку. Он выслушал сбивчивый рассказ сына, выпуская густые клубы дыма из короткой глиняной трубки, и, не меняясь в лице, едва кивнул под конец. Потом слуга шепотом сказал Вальтеру, что господин полковник весь день ни с кем не разговаривал и ничего не ел, кроме куска хлеба и бутылки вина.
Молодой капитан тоже отказался от ужина. До самых сумерек он в одиночестве сидел в комнате, пока башенные часы, пробив восемь, не заставили его вздрогнуть. Он готов был послать за кольцом слугу, но потом решил, что должен выполнить данное Жоринде обещание. Он боялся признаться самому себе в истинной причине, которая влекла его в заветный сад.
У Вальтера заколотилось сердце, когда он еще издалека увидел гербовых львов на столбах. Ему пришлось прислониться спиной к дереву, чтобы перевести дыхание.
— Нет, — глухо сказал он, — я не хочу ее больше видеть. Это не трусость. Она — демон, и погубит меня.
Решив получить кольцо через служанку, капитан успокоился и твердым шагом направился к калитке.
На этот раз колокольчик прозвучал еле слышно. И сразу же между тисами Вальтер увидел стройный силуэт и понял, что все его надежды оказались напрасны.
На ней было черное платье, грудь и плечи закрывал серый креповый платок. Когда Жоринда отворила капитану калитку и поздоровалась кивком головы, ему почудилось, будто он уже давным-давно знает ее и не сможет больше прожить без нее ни единого дня.
— Уже поздно, — сказала девушка, когда они углубились в сад. — Я решила, что вы передумали, хотя не стала бы вас в этом упрекать. Но я благодарна, что вы сдержали слово. Значит, вы искренне верите мне. Когда мы расстались, я сразу же нашла кольцо. Возьмите и простите, что оно попало в мои руки, хотя и не по моей воле.
Вальтер, не глядя, положил кольцо в карман.
— Мадемуазель, — начал было он, но запнулся.
Он снял шляпу. Лицо его горело, а взгляд лихорадочно блуждал по полутемному саду, избегая, однако, дома с верандой.
— Я хотел бы вас попросить…
Жоринда остановилась в ожидании.
— Не знаю, что вы будете обо мне думать, — с трудом продолжил он. — Верите ли вы в судьбу? До сих пор я считал, что мужчина, у которого есть представления о чести и достоинстве, сам определяет свою судьбу. Но сегодня я почувствовал, что нам так мало подвластно и мы вдруг можем быть порабощены неведомыми силами. Я назвал бы презренным клеветником любого, кто еще вчера посмел бы мне сказать, что я буду стоять возле дома, где недавно скончался мой несчастный брат, и иначе, чем со злостью и враждебностью смотреть на ту, из-за которой ему пришлось расстаться с жизнью. Но сегодня… простите, я сам не понимаю своих мыслей и чувств. Но с ужасающей ясностью я сознаю, что… что завидую покойному, у которого хватило мужества умереть, а не влачить жизнь в полной безнадежности!
Они не глядели друг на друга. Носком сапога Вальтер машинально разгребал гравий на дорожке. Вокруг не раздавалось ни звука. Только крылья летучих мышей изредка колебали воздух над их головами.
— А ваша просьба? — еле слышно произнесла Жоринда после долгого молчания.
— Вы вернули мне кольцо, и мы… видимо, мы больше не увидимся. Но ваш образ будет вечно преследовать меня. Я хотел бы… если позволите, оставить что-нибудь в напоминание, что на вашей совести не только умерший, но и живой человек. Возьмите, — он снял с пальца широкое золотое кольцо с бирюзой. — Позвольте оставить вам эту безделицу… можете добавить ее ко всем прочим.
Протянув кольцо, Вальтер непроизвольно посмотрел на девушку. В ее огромных глазах стояли слезы.
— Благодарю вас, — прошептала она, — это кольцо положат со мной в могилу.
— Жоринда, — вскричал он, — вы…
Голос отказал ему. В следующую минуту он упал на колени и, прижав к губам руки девушки, осыпал их поцелуями.
Жоринда внезапно опомнилась:
— Пожалуйста, встаньте! Что вы делаете? Ради всего святого, Вальтер! Вы не должны… Это невозможно…
— Все возможно для человека, ради которого плакали эти глаза! — воскликнул он. — О, Жоринда! Неужели мы бессильны против судьбы?
— Я часто задавала себе этот вопрос, но не знаю ответа. Пожалуйста, присядем на скамейку, мне нужно многое вам рассказать.
Прошло восемь дней. Отпуск, взятый стариком в полку для себя и сына, подходил к концу. В городе обоих видели довольно редко, но это никого не удивляло, даже резкость, с которой полковник принимал соболезнования старых приятелей, казалась всем извинительной.
С сыном старик общался тоже нечасто, они даже ели в разное время, каждый в своей комнате. Хотя Вальтер пошел по стопам отца и стал военным, но покойный старший сын всегда был гораздо ближе полковнику. Он считал, что в Георге достойно воплотился дух семейства Хаслахов. А Вальтера еще в детстве обзывал глупым фантазером, ставя ему в пример прилежного и рассудительного старшего брата. Теперь в душе старика к боли потери примешивалось горькое недоумение, как мог его примерный сын запятнать имя Хаслахов самоубийством. Все в нем восставало при мысли, что его любимый Георг, как беспечный мальчишка, подражающий глупцу Вертеру, был способен отказаться от благоустроенной жизни из-за сомнительной незнакомки. Полковнику казалось, что он дважды потерял Георга, потому что даже воспоминания о нем были отравлены.
Вечером девятого дня полковник позвал к себе Вальтера, который как раз собирался куда-то уходить, и напомнил, что через два дня им предстоит отправиться обратно в Линц, в гарнизон.
Сын стоял перед ним со шляпой в руках и угрюмо глядел в сторону.
— Отец, — сказал он, — я хотел бы просить вас о продлении отпуска, поскольку мне необходимо закончить дело, от которого зависит счастье всей моей жизни.
Внимательно посмотрев на Вальтера, старик положил на стол трубку и скрестил руки на груди. Он понял, что речь идет о чем-то деликатном.
— Я решил жениться, — продолжал юноша. — Перед моим отъездом состоится помолвка, вы, отец, должны познакомиться с моей невестой, и скромно, как того требует наш траур…
— Да, более подходящего времени для любовных дел ты выбрать не мог! Решил жениться? Вспомнил какое-то прежнее увлечение? И за эту скорбную неделю успел все так удачно обделать, что теперь недостает лишь отцовского благословения? Как это на тебя похоже! Твоя беспечность всегда раздражала меня, но на этот раз ты перещеголял самого себя. Однако мне все равно, ты — совершеннолетний. Что ж, я восхищаюсь твоей душевной
