Избранные произведения - Пауль Хейзе
Юноша ответил не сразу. Он поднял взгляд и твердо посмотрел в суровые глаза отца.
— Мой выбор вы, безусловно, сочтете еще более неподходящим, чем время для него. Но мы столь же не властны над нашим сердцем, как и над временем. Я уверен, что вы обязательно преодолеете удивление, даже гнев, когда познакомитесь с моей невестой и спокойно взвесите все обстоятельства…
— Ее имя! Будьте добры оставить невнятные речи и сказать в конце концов…
— Но я хотел сначала подготовить вас, отец. Кажется, все говорит против этой девушки, да и я сам до знакомства с нею, зная, какое несчастье она принесла в наш дом…
Старик внезапно вскочил. Он махнул рукой сыну, чтобы тот не продолжал, и сделал несколько шагов к двери, словно хотел поспешно выйти из комнаты. Потом замер и с остановившимся взглядом, странно кивая головой, произнес хриплым голосом:
— О, ужас! Один мертв, другой безумен! Что же творится?
— Отец, — с болью в голосе воскликнул Вальтер, — хотя бы ради вас я пытался вырвать из груди это чувство. Даже узнав, что в нашем тяжком горе девушка виновата не больше, чем каменные скульптуры в ее саду, я все равно боролся с собой. Я повторял себе, что покойный вечно будет стоять между нами… Более того, если бы несчастный увидел бы меня с того света, то проклял бы. Но вы, отец… хотя я знаю, что Георг всегда был вам ближе… это вовсе не упрек, возможно, моя вина, что путь к вашему сердцу…
— Замолчи! — крикнул полковник. — Довольно с меня этого бреда! Больше ни слова, ни единого звука! Пока я жив… или ты так не считаешь? Или нынче модно просить отеческого благословения, когда сын решает обесчестить себя и все потомство? Но спокойно… Говорят, что зрелость приходит в двадцать пять лет. Но у сумасшедших она не наступает никогда, помешанного нужно связывать веревками! Спокойно, спокойно…
Тем временем в комнате стало совсем темно. Старик топтался на месте, плохо различая предметы вокруг. Вдруг он начал надевать шпагу, потом отбросил ее и взял со стола шляпу.
— Что вы решили, отец? — взволнованно спросил юноша. — Куда вы собрались?
— Успокойся, я просто хочу прогуляться. И потом, не ты ли уговаривал меня совершить некое приятное и удивительное знакомство? Ха-ха. Вправду удивительно, чтобы я вдруг пошел к какой-то кровожадной развратнице…
— Отец, ради всего святого, помните, с кем вы будете говорить… Что оскорбление моей невесты…
— Будь спокоен, я умею быть галантным. Не думай, будто у меня какие-то злодейские намерения — сам видишь, я даже шпаги не беру. Я не причиню ей ни малейшего вреда. Я лишь хочу взглянуть на эту девицу, сумевшую из молодого дурака сделать невменяемого, который плюет на могилу брата и издевается над старым отцом!
Он надел шляпу и твердой походкой направился к двери.
— Дайте мне честное слово, отец, — голос капитана звучал более уверенно, — что вы отнесетесь к девушке с уважением, как к невесте вашего сына. О, если бы я мог вам все рассказать! Ваше слово, отец, или я вынужден буду пойти с вами!
— Ты останешься здесь! — сурово приказал полковник, взявшись за ручку двери. — Бедный идиот, как будто я покушаюсь на его сокровище! Ничего, это недолго, я только скажу ей несколько слов. Потерпи уж полчаса, а потом спеши к своей любезной!
Он вышел. Вальтер слышал, как отец спокойным голосом отдал какие-то распоряжения слуге. Потом увидел в окно, как тот идет по переулку, ни с кем не здороваясь. Мучительное возбуждение капитана понемногу утихало. Он вынул из нагрудного кармана миниатюру — вчерашний подарок — и вгляделся в прекрасные грустные черты.
— Пусть он ее только увидит! — тихо сказал он самому себе.
Тем временем наступила ночь, но на по-летнему светлом небе еще не было видно луны. На валу не было ни души, и никто не смог бы узнать старого офицера, который подошел к ограде и нетерпеливо позвонил.
Служанка с ключами остановилась в нерешительности при виде бледного лица с седой бородой. Она спросила о цели визита, но добавила, что хозяйка не принимает так поздно.
— Я знаю, что эти ворота открываются только для молодых людей, — надменно произнес старик, — но, возможно, мадемуазель сделает исключение, услышав, что ей желает засвидетельствовать почтение полковник Хаслах, отец капитана.
А пока женщина, от испуга выронившая ключи, искала их, он властно добавил:
— Открывайте! А если здесь принято оплачивать вход, вот деньги!
Старуха встала и серьезно посмотрела ему в глаза:
— Надеюсь, господин полковник, вы пришли не для того, чтобы оскорблять беззащитную девушку. Впрочем, у госпожи найдется, что вам ответить! Входите!
Ее тон озадачил полковника. Он ожидал другого приема и, пробормотав под нос какое-то солдатское проклятие, спрятал кошелек и пошел за служанкой.
Когда они обогнули тисовую ограду, его взгляду открылся стоящий на лужайке дом; падавший между колоннами лунный свет нарисовал на маленькой веранде яркий четырехугольник. Старик знал, что все случилось именно здесь, и в нем бушевали ярость и злоба из-за того, что ему пришлось попасть в это проклятое место, да еще по такому делу.
Полковник уже хотел пойти к дому, как вдруг заметил на скамейке около разрушенного фонтана женскую фигуру в черном платье, которая поднялась и сделала несколько неуверенных шагов навстречу.
Служанка тут же исчезла, и полковник остался наедине с владелицей парка.
Ее лицо скрывала тень от живой изгороди, но у старика не было желания разглядывать девушку, так что он сразу, без приветствия, спросил:
— Стало быть, вы проживаете в этом доме?
Она не ответила.
— Я — полковник Хаслах. Мой сын только что сообщил мне, что у вас дело дошло чуть ли не до тайной помолвки. Потому я пришел заявить, что этот неуместный союз никогда не получит моего одобрения. Как любой влюбленный глупец, мой сын полагает, что вам, с помощью разных ужимок и всяких там лукавых штучек, не составит особого труда одурачить и меня, старика, и дескать я, целуя ваши ручки, благословлю его удачный выбор. Не утруждайте себя, мадемуазель! Думаю, у вас достаточно здравого смысла, чтобы не ломать комедию перед старым солдатом. Но насколько я знаю дорогого сынка, мозги у него совсем набекрень. Итак, ближе к делу, коли у вас есть какие-нибудь письменные обещания от него, то я хотел бы предложить сделку, выгодную нам обоим. Цену назначайте сами — Хаслах не станет мелочиться, когда речь идет о чести семейства.
Жоринда вышла
