Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
— А начни он за тобой волочиться, тут уж он и вовсе окажется в моих руках, — с облегчением признался Эмануэль.
— Конечно, — подтвердила Марго.
Из комнаты оба вышли дружной согласной четой. Об Инге, причине их размолвок, они и думать забыли. Зато Эрнст предложил ей прокатиться на машине. Он может взять с собой еще Брюстунга и Сузанну. Прекрасный весенний день, жизнерадостная молодежь, свобода! Но Инга отказалась.
— Что ж, веселитесь! — ответила она и вернулась к своей косметике. Она нервничала, хотя и была, как обычно, очень мила. Заметив, в каком она состоянии, брат и сестра вышли. Инга с Брюстунгом остались одни.
Он смотрел, как она «делала» свое лицо, и думал, что Инга слишком прекрасна; во всяком случае слишком прекрасна для конторы концерна. Да и для него самого, пожалуй. Черты и формы этого белого, полного овального лица были так своеобразно хороши, что прохожие, взглянув на нее, невольно останавливались. Брюстунг замечал, что у мужчин при виде Инги, ее походки, всего ее облика появлялось на лице выражение боли. Может быть, он лишь один из них и его удел — навеки остаться в их толпе?
— Почему вы так долго занимались этим? — спросил он, указывая на туалетные принадлежности, которые она отодвинула от себя. Он любил ее — и его вдруг осенила догадка. И он сам же ответил на свой вопрос: — Не потому ли, что вам грустно?
Она испугалась и бросила на него недоверчивый взгляд. Но тут же — он ясно это видел — ей стало безразлично, догадался он, какая у нее печаль, или нет. Она была с ним любезна и кротка, и это не предвещало Брюстунгу ничего доброго. Она даже сама спросила у него — раз уж он оказался таким чутким — о том, что ее мучило.
— А бывает с вами так… когда чувствуешь, что вот-вот сделаешь то, чего делать не хочешь, не хочешь…
Брюстунг взглянул на нее и понял, что ее гнетет. Он был спокойный мужчина, а она, как бы он ее ни любил, — в конце концов всего-навсего слабый пол. Вечно захваченная, вечно побуждаемая одним и тем же. Он сказал сурово, хотя и полным любви голосом:
— Да, бывает. Но если, скажем, я сегодня вечером потеряю над собой контроль и сделаю то, чего делать не следует, то буду дисквалифицирован.
Она склонилась головой на свои прекрасные руки, на каждую из них падало по золотистому локону. В глазах ее светилась какая-то неотвязная мысль.
— Если действовать всегда по правилам спорта… — начала она.
— Именно по этим правилам и надо действовать, — ответил он решительно.
Но она отнюдь не была в этом уверена.
— Вам хорошо… У вас все проще. Вы еще много раз будете бороться. — Она говорила медленно, с частыми паузами. — А у меня теперь единственная возможность выиграть и выйти из состязания победительницей, — сказала она с иронией и отчаянием. — А не то вся жизнь будет сплошной гонкой… как бы это сказать… бегом по раскаленной дороге… по дороге, которая сожжет меня. — В последних словах звучало уже одно отчаяние.
Последовала долгая пауза.
— А остановка возможна только у него? — спросил Брюстунг.
— Да, только у него, — подтвердила она страстно.
Он наклонился к ней.
— И никогда — у меня? — произнес он с отчаянной мольбой.
Она вскочила и отшатнулась. Так неожидан был перелом в тоне этого спокойного человека.
— Я люблю тебя! — вскрикнул он, склонив голову и тяжко дыша. — Я люблю тебя, не отдавайся ему! Тебе будет плохо, и оба мы потеряем все. И это будет непоправимо ни для меня, ни для тебя, — говорил он задыхаясь. — Все кончено. Сегодня я не пойду на ринг.
Но она осталась благоразумной.
— Что вы, Брюстунг! А мировой рекорд? Из-за женщины вы готовы поступиться успехом! Я сама деловая женщина, я служу и никогда не откажусь от этого ради мужчины. Так нельзя, надо рассуждать по-деловому. А не то явятся другие… — В дверь постучали Сузанна и Эрнст. — …и нас вытеснят.
V
Марго и Эмануэль спустились на три этажа ниже и вошли вместе. Шаттих был неприятно удивлен. Но досаду свою он облек в форму общих сентенций.
— Равноправие женщин завоевано с большим трудом, — сказал он сморщившись. — В двадцатом веке женщина сама за себя отвечает, — добавил он, неприязненно оглядывая сопровождавшего Марго супруга.
— Господин Шаттих, — обратился к нему Эмануэль.
Тот удивился еще сильнее. Разве он для этого нахального мальчишки — не господин главный директор? Не рейхсканцлер? Да у него есть, наконец, и докторский титул. Он раздраженно, рывком, запахнул на животе свой шелковый цветастый халат.
— Господин Шаттих, я пришел вместе с женой чисто случайно. У меня к вам дело.
— Господин Рапп, так, кажется ваша фамилия? Вы служащий нашего концерна? По делу, говорите вы?
Извините, вы не имеете права вести деловые переговоры.
— Только потому, что его фамилия Рапп? — спросила Марго.
— Нет, сударыня, — сурово ответил Шаттих, — потому, что он наш служащий. Концерн не вступает в деловые отношения со служащими, это было бы нарушением порядка и дисциплины. Да и что он мог бы нам предложить?
— И вас это не интересует? — спросила Марго. — Вчера вы проявили больше любопытства.
— Вчера?
— Да, в больнице.
Вид у Шаттиха был преглупый. Но вдруг он все сообразил — все сразу.
— Бомба! Я хочу сказать — круглый сверток! Такой тяжелый! Ясно, что там был не шоколад! И вы так боялись его обронить, — видно, опасный предмет. Что это за сверток? — резко спросил он.
Вместо нее ответил Эмануэль:
— Изобретение. Большое дело.
— Может быть, ядовитый газ? Тогда проваливайте, молодой человек. Мой концерн не интересуется ядовитыми газами. Он уважает договоры и не поставляет военного снаряжения.
— Нет, это не ядовитый газ.
— Значит, попросту шарлатанство? — спросил Шаттих.
Эмануэль вспылил, как с удовлетворением отметила про себя Марго.
— Если я вам кое-что и принес, господин Шаттих…
— Будьте любезны именовать меня полным титулом!
— Ваше превосходительство, — Эмануэль расшаркался, — ваше превосходительство, вероятно, уже догадались, что изобретатель не я, а некое близкое мне лицо.
— Тогда подождем, пока ваш тесть самолично обратится ко мне.
— Как угодно вашему превосходительству, — сказал молодой человек, берясь за шляпу.
— Начнем работать? — спросила Марго, бросив на шефа многозначительный взгляд. По выражению лица своей секретарши он сразу понял, что сделал чудовищный промах. Ведь ему, как директору, полагалось доводить до сведения концерна все существенные новости. Упустить человека, который принес ему изобретение главного инженера Бирка? Да, но действительно ли Бирка?
— Господин Рапп! — окликнул Шаттих,
