Избранные произведения - Пауль Хейзе
Она не опускалась до спора с ним, но глаза ее говорили: «Если с вами случится несчастье и вы попадете под железнодорожный вагон, то я выражу свои искренние соболезнования, но оплакивать вас не стану».
На это его дерзкий взгляд насмешливо отвечал: «Милостивая государыня, если вы собираетесь лопнуть, соблаговолите сказать мне об этом заранее, чтобы я мог выбрать кусок полакомее».
Когда же он был настроен мягче, то ограничивался выпадами против ее убеждений и усвоенных в школе принципов, метя в ее прекраснодушный патриотизм, восхищение пастушеским народом и тому подобное.
Во время прогулок она любила напевать народную песню: «Рано утром, на заре, доят коров в любом дворе». «А вы можете подоить корову, госпожа Вюсс?» — спрашивал он восхищенным тоном… А когда она затягивала другую песню: «Я ко всем обращаюсь на «ты», он радостно хлопал в ладоши: «Я давно уже мечтаю перейти с вами на «ты»… Наряду с братом в ее любимчиках ходил длинноногий кузен Людвиг, который из года в год без устали штурмовал горные вершины; этого беспокойного Людвига он называл скалолазом… И вообще, почему его славные земляки придают так много значения Альпам? «Ведь не они же их создали; а если бы создавать их пришлось им, горы наверняка получились бы не такими крутыми». И без того безжизненную природу, даже не говоря об Альпах, сейчас чересчур переоценивают; мизинчик на ноге красивой женщины ценнее величественной громады глетчера, и я сознаюсь, что в безукоризненно сидящем цилиндре нахожу больше души и духа, чем в восходе солнца; «ибо восходом солнца может восхищаться даже мамонт, оценить же шляпу способен только культурный человек с тонким вкусом»… Или он давал ей непрошеные советы. Когда она пожаловалась на варварское разрушение отечественных памятников старины, он посоветовал: «Выкатить пушки и разнести в щепы всю эту деревянную рухлядь!» Если она жаловалась на исчезновение народных костюмов и говоров, он рекомендовал одевать на улице в эти костюмы преступников, а пользоваться диалектами разрешить только семьям с дурной наследственностью.
В таком настроении его любимым занятием было переиначивать названия. Их гордый родной город он называл Скотоградом; здешнюю политику — периодическим волнением по поводу того, выбирать в совет Франца или Фрица. Вместо слова «жестокость» он употреблял слово «патриотизм», вместо «грубости» — «германизм»; бестактность он называл «диалектным изъяном души».
Иногда он дразнил ее, заходя издали, с ханжеским, невинным видом. Например, анекдотами и важными событиями, которые он для этой цели тут же и сочинял… «Знаете ли вы, госпожа Вюсс, — простодушно начинал он, — анекдот о графине Штепанской, Бетховене и капельмейстере Пфушини?»
— Не знаю и знать не хочу, — отмахивалась она, чувствуя подвох.
— Вы не правы, очень даже не правы, ибо анекдот этот поучителен и забавен в одно и то же время. Когда графиню Штепанскую, пригласившую в гости Бетховена и Пфушини, спросили, кого из двоих она считает более значительной фигурой, она состроила умную мину: «Их нельзя сравнивать; каждый хорош по-своему; они дополняют друг друга».
— Поговорим о музыке и женщинах! Давайте, милостивая государыня, проделаем опыт. Обладающую гениальными способностями к музыке девушку отправим учиться в консерваторию, после этого лишим ее какого бы то ни было мужского общества и через десять лет посмотрим, что получилось. Она забросит рояль и обзаведется кошкой. Забросит рояль, потому что на музыку не останется времени, обзаведется кошкой, потому что не будет знать, куда девать время.
Когда она снова стала твердить о превосходстве женщины над мужчиной, он сказал:
— Я бы с удовольствием согласился с вами, если бы сами женщины в момент, когда за их поведением никто не наблюдает, не твердили о большей ценности мужчин.
_?
— Точно, точно. Когда женщина, шесть раз подряд неудачно разродившись девочками, производит наконец на свет мальчика, она поднимает такое победное кудахтанье, будто родила мессию. И все особы женского пола в округе торопятся прийти и подобострастно услужить удивительной сверхдевочке. Как будто «мальчик», «малыш», «мальчуган» — одно из чудес света. Из мессии потом, если повезет, вырастет кантональный советник.
Таким образом, он в самом деле без труда достиг того, чего и ожидал достигнуть, а именно: глубочайшего, основательнейшего, искреннейшего отвращения к своей особе. Уже не «Ррр! Шшш!» издавала она, увидев его, а «Ох» и «Ой», как при виде грязного земноводного. А он ликовал, словно одержал над ней бог весть какую победу. «Теперь ты видишь, — смеялся он про себя, — насколько равнодушен я к тому, что ты обо мне думаешь!» И он весело сравнивал: «Ты хотел освободить ее от лягушек, а теперь и сам стал лягушкой».
«Виктор, теперь я и сам начинаю думать, что ты сошел с ума». — «Еще одна причина для сумасшествия», — смеялся он.
Однажды на улице, собираясь повернуть за угол дома, он услышал позади себя голос:
— Лама!
Когда он в ярости обернулся, голос продолжал:
— Тебе незачем оборачиваться; это я, твой рассудок, называю тебя Ламой.
— По какому праву ты называешь меня так?
— Потому, что ты прилагаешь дьявольские усилия, чтобы добиться прямо противоположного тому, к чему стремишься.
— Но я ни к чему не стремлюсь.
— Стремишься, и я могу сказать тебе, к чему. Ты надеешься, не признаваясь себе в этом, так оконфузить и разозлить неопытную дамочку, что она потеряет самообладание и однажды в слепой ярости вдруг бросится тебе на шею, как слепень.
— Предположим, это так; но так ли уж ложен мой расчет? Уже не
