Мастер сахарного дела - Майте Уседа
Мар медленно, не спеша обмывала Виктору руки. Она терла ему пальцы с таким усердием, будто бы он очнется и сразу отправится в котельную – изготовлять лучшие в мире кристаллы сахара. Эти руки, с горечью признавала Мар, эти чувствительные, заботливые руки, способные постичь тайны удивительного превращения, заслуживали быть чистыми. Под слоем грязи скрывались правильной формы ногти и длинные, гладкие пальцы. В этих прекрасных руках таилась немалая сила. Покончив с мытьем, Мар взяла левую – ближайшую к ней руку Виктора – в свои. Поднесла к щеке.
И лишь тогда позволила себе заплакать.
Внимание ее привлек слабый стон. Мар подняла голову: глаза Виктора были открыты. Быстро смахнув слезы, она коснулась ладонью его лба. Он весь горел.
– Виктор, как вы себя чувствуете? – спросила она. – Вы меня слышите? Если да, поморгайте.
Он поморгал.
Тогда Мар отчаянно попыталась сказать хоть что-то, что его приободрило бы; она старалась, как могла, но нужных слов найти не сумела. Оазис ее разума пересох, превратясь в бесплодную пустыню, не способную утолить ничьей жажды. Сжимая на щеке ладонь Виктора, она снова молча заплакала.
– Это моя вина, – пробормотала она, когда тревога на мгновение отпустила ее, дав ей вздохнуть.
Из груди Виктора вырвалось хриплое сипение, и он едва заметно качнул головой. Этого крошечного движения оказалось достаточно, чтобы Мар разразилась слезами. Пойманная в западню собственного ада раскаяния, она больше не в силах была сдерживать обуревавший ее вихрь чувств.
– Зачем я надоумила Солиту защищаться? – всхлипнула она. – Только теперь я понимаю, что натворила. Но как еще можно бороться против несправедливости? Не должен ребенок ни сносить подобных издевательств, ни чувствовать себя всеми покинутым, ни жить милостью бездушных тварей, относящихся к нему хуже, чем к скоту. Не должен Господь такого допускать. – Мар вспомнила минуту, когда пожелала, пусть и между прочим, чтобы свадьба Виктора и Паулины расстроилась. – Знаю, что мы несем ответственность не за те мысли, что спонтанно возникают у нас в голове, а лишь за те, которые формируем мы сами и которые возвращаются вновь и вновь; но это мне наказание. Наказание за то, что посмела возжелать мужчину, чья любовь принадлежит не мне. За то, что всем сердцем загадала, чтобы Паулина не стала вашей супругой. За то, что посчитала, будто ей никогда не увидеть вас таким, каким вижу вас я. Будто бы она не сумела по праву оценить вашу доброту и чувство справедливости. Но если это Божья кара, то она слишком жестока. Виктор… Я этого не хотела…
Голос Мар растворился в слезах. Она опустила голову на койку, и ее несчастье, словно туман истины, гонимый горьким ветром, беспрепятственно заполнило всю медицинскую часть. При звуках ее плача находившемуся от нее всего за две койки доктору Хустино пришлось набраться мужества, чтобы не сломиться и не опустить руки. Он упорно сшивал плоть девочке, которую, он знал, ему не спасти; но на месте его удерживала любовь к Мар. Ведь, если он сдастся, она себя не простит никогда.
С нечеловеческим усилием Виктор поднес руку к ее голове и провел ей по мокрым волосам. Мар подняла на него взгляд. Затем пальцы его коснулись ее окровавленных губ.
– Вам… – из последних сил произнес он. – Сеньорита Мар… Моя любовь… Принадлежит вам…
Закрыв глаза, Мар взяла его руку и покрыла ее поцелуями.
* * *
Ночь превратилась в борьбу против смерти, не оставившую им ни минуты покоя. Зала пропахла фенолом; закрытые окна не давали дыму с частичками пепла проникать внутрь. Раны от мачете были такими тяжелыми, что Рафаэлю ничего не оставалось, кроме как ампутировать конечности сразу двоим поступившим в медицинскую часть больным. Одному – в кисти; другому – в локте. Крики последнего стали для присутствующих настоящей пыткой, хотя вскоре и они свыклись с воплями боли; особенно когда прибыло столько раненых, что за нехваткой места их разместили в женском отделении.
Мар пошла за Баси. Та сидела на крыльце и, сжимая в руке винтовку, не сводила глаз с красноты ночи.
Превратившимися в уголь снежинками перед ней в воздухе плавали хлопья пепла. Мар выхватила у нее из рук оружие и попыталась убедить ее, что Диего уже не вернется, что он мертв и что ей в медицинской части нужна ее, Басина, помощь. Мамите вместе с небольшим отрядом мужчин, спасавших раненых, Мар дала особые распоряжения.
– Промывайте раны и сшивайте их, как можете. Разделите работы на четыре части: промывать, накладывать швы, менять воду и подавать шелковые нити.
В медицинской части царила суматоха. Душа Мар разрывалась пополам. Отец все еще старался спасти Солиту. Каждый раз, заглядывая за шторку, она смотрела на него с полным страха сердцем. Он стоял согнувшись у нее над спиной; установленное перед ним зеркало перенаправляло искусственный свет в нужное место. Мар насилу могла выносить мучительный покой Солиты, особенно когда отец после каждого наложенного шва проверял ей пульс везде, где только можно.
Всякий раз, проходя мимо койки Виктора, она слышала его предсмертное дыхание, служившее ей жестоким напоминанием о собственных ошибках. Она боролась с верой в божественную кару как с оскорблением самых ее сокровенных помыслов, однако даже отрицание небесного вмешательства не делало этот неведомый, беспощадный удар судьбы менее тягостным. Как бы там ни было, но угрызения совести не покидали ее ни на одно проклятое мгновение.
Всякий раз, проходя мимо Виктора, Мар позволяла себе лишь смерить температуру, поменять полотенце на лбу и остановить кровотечение из раны.
Так проходили часы, пока зарево дрожавшего за стеклом пламени не заставило их поверить, что земля превратилась в ад, который скоро поглотит и их. К довершению прочего, лившийся от ламп свет начал слабеть. Топлива в паровую машину никто больше не подбрасывал. На пристроенном к аптеке складе отыскались пять масляных и газовых ламп, которых для освещения двух помещений оказалось недостаточно, потому пришлось зажечь свечи и канделябры.
Около четырех часов утра шум и крики мятежников, сопровождаемые светом факелов, достигли медицинской части.
Вытирая полотенцем следы крови, Мар вышла на крыльцо. Баси пошла за винтовкой, но той нигде не оказалось.
Из-за наполненного дымом и угрозой воздуха было нечем дышать. Медицинскую часть охраняла горстка служащих асьенды, состоявшая из помощников надсмотрщиков и бригадиров; против сотни вооруженных мачете и факелами рабочих сделать они не могли ничего.
Оранжевые всполохи покрывали темные лица позолотой. Во главе восставших шел Манса.
– Чего
