Мастер сахарного дела - Майте Уседа
Тяжело дыша, она прикрыла ладонью рот.
Навстречу ей шла хромая, измазанная грязью Магги. Раненая и разбитая, она все же нашла силы найти дорогу домой. От этого животного инстинкта самосохранения, заставившего ее вернуться к хозяину, в Мар вдруг стала пробуждаться вера, которую она начала терять с тех пор, как ступила на землю асьенды. Посреди всего этого хаоса и разрухи она обнаружила в раненой лошади красоту – и со слезами на глазах подумала, что, как свет не бывает абсолютным, так и тьма не может поглотить все. Незавершенность и изменчивость являются частью жизни – тем ларцом тайн, на котором зиждется целый мир со всеми его благословенными и порочными несовершенствами.
Глава 54
Укрывшиеся в тоннеле не сводили глаз с потолка: сквозь содрогавшиеся камни до них доносился яростный рев пламени, пожиравшего дом, и резкий грохот обвалов. Вскоре все пространство внутри заволокло дымом. Паскаль, вместе с парой дворовых охранявший вход, предупредил их:
– Огонь добрался до двери. Нужно отойти к дальнему выходу, что ведет на кладбище, – там безопаснее.
Несмотря на замешательство дворовых, они все же собрали вещи и вереницей, один за другим, направились в другой конец тоннеля, зажимая платками и полотенцами носы и прячась от дыма, с каждой минутой становившегося все гуще. Сквозь защищавшие вход решетки внутрь проникал чистый воздух, потому они сгрудились прямо на полу, и просачивавшийся снаружи слабый свет позволил им задуть свечи. Женщины присматривали за детьми, чтобы те не кричали и не поднимали лишнего шума.
Урсула тихим голосом принялась читать розарий, отчего дворовые поуспокоились. Прислонившись спиной к стенам подвала, Росалия утроилась возле Паулины.
– Жаль, что так вышло с твоей свадьбой, – произнесла она под шепот молитв Урсулы.
Паулина не общалась с ней со дня их с Гильермо женитьбы и не знала, как у нее складывалась замужняя жизнь, что, впрочем, мало ее заботило. Подругами они не были – и вряд ли когда ими станут. Теперь ее волновало лишь одно: выбраться отсюда живой. Вот только что-то в ее голосе изменилось. Пропала та надменность, и слова ее прозвучали искренне.
– Ты могла представить, что все сложится так? – полушепотом спросила она.
– Нет.
– Жалеешь?
Сидевшая позади них женщина старалась унять заплакавшего ребенка.
– Фрисия обманула меня, – ответила Росалия. – Гильермо никогда не хотел собственной асьенды. Это была уловка, чтобы я его не отвергла. Теперь я знаю, что Гильермо ни в жизнь не собрать нужной суммы. Какая же я глупая…
Несмотря на существовавшую между ними холодность, Паулина отыскала руку Росалии и крепко ее сжала. И тишину тоннеля нарушил плач. Справившись со слезами, Росалия придвинулась к Паулине и еле слышно ей на ухо пробормотала:
– Ненавижу своего мужа. Хоть бы он сегодня умер.
* * *
К кладбищу в то утро никто не подходил, хотя собравшиеся в тоннеле стали свидетелями отсветов пламени на небе, криков мятежников и смрадного запаха. Со временем и шум, и огонь начинали постепенно стихать. Им на смену пришли розовые лучи рассвета и пение ранних птиц. Однако Паскаль посчитал, что выходить из убежища пока опасно, потому они оставались там еще весь следующий день и ночь; прижимаясь к решеткам, они сдерживали плач самых маленьких, уставших от темноты и тесноты. Паулина с Росалией с тех пор больше не обменялись ни словом. Часы Паулина коротала, прислонившись спиной к стене, и, вся съежившись, думала о своей прежней жизни, оставленной где-то там, за океаном. Нет, она не скучала. Господь тому свидетель. По кому она действительно тосковала, так это по Нане, желая всей душой, чтобы в доме ее родных ей перепадали хотя бы крохи заботы и ласки.
На следующее утро с восходом солнца Паскаль решился выйти из тоннеля и проверить, можно ли покидать укрытие. Защищавшая подвал решетчатая дверь открывалась изнутри, потому они отодвинули тяжелый засов, и Паскаль ушел, взяв с собой всех дворовых, желавших отправиться с ним. Через два часа он вернулся один; одежда его была перепачкана пеплом, а на лице отражался весь ужас случившегося.
– Все кончилось.
Мало-помалу тоннель покинули все, словно зайцы, опасавшиеся первого зимнего снегопада. К батею они шли с трепетавшими от страха сердцами, не спрятались ли в чаще мятежники, подстерегавшие неосторожные души. Однако по пути им встречались одни лишь волы, собаки, свиньи, лошади и куры, которые сбежали от пожара и теперь бродили повсюду. Паскаль взобрался на коня и самой надежной дорогой вывел толпу на батей. И их глазам открылась настоящая разруха.
Асьенда превратилась в призрачное, заволоченное туманом селение. Какие-то дома еще догорали. Из-под каменных основ поднимались столбы серого дыма, рвавшегося в небо. В грудах обломков мужчины искали оставшихся в живых. Одним из них был Гильермо.
Росалия увидела мужа, который с присущей ему бойкостью раздавал помощникам приказы. Перед домом стояла повозка, на которой складывали найденные тела. При виде приближавшейся толпы Гильермо оставил пост и направился навстречу супруге. Изможденная Паулина наблюдала за ними с безразличием. Гильермо взял Росалию за плечи; та не подняла даже рук. Убедившись, что его жена цела и невредима, он обнял ее. Лицо Росалии в свою очередь резко исказилось презрением к мужу, и Паулине вдруг стало жаль этого несуразного, неуклюжего простеца, который, казалось, по-настоящему ею дорожил.
Разглядывая царившее вокруг разорение, они заметили медленно входившую в батей колонну солдат, которые озирались по сторонам с тем же застывшим на лицах ужасом, что и они. Вцепившаяся в руку Ремедиос Паулина при виде их вся так и обомлела, не в силах отвести от них взгляда. Усыпанные каплями пота лица этих изможденных, покрытых копотью, грязью и кровью юношей отражали всю тяжесть проделанного ими пути. В памяти возник образ Санти, впервые представшего перед ней в форме заморских войск Испании. От его неотразимости у нее перехватило дыхание. В этих солдатах Паулина увидела десятки таких, как он, и, как и в Гаване, почувствовала к ним непреодолимое влечение. Нескольких человек несли на носилках; кто-то был ранен, кто-то – мертв, и тогда она подумала об их матерях, невестах и женах – о тех, кому новость об их гибели нанесет жесточайший удар, от которого им – прямо как и ей – уже никогда не оправиться.
Когда они проходили мимо, Паулина перекрестилась. При виде глядевших на них
