Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
Зимние сумерки не заставили себя ждать. Стоявший на посту возле дверей вагона солдат, постучавшись и спросив разрешения, вошёл в вагон.
– Тут, вашбродь, вас требуют.
Кивнув Колотилину, надев шинель и нащупав в кармане рукоять пистолета, подпоручик вышел из вагона. Сразу же ему в грудь упёрся штык.
– Ну что, ваше благородие, сейчас за нашего Степана кровь тебе пускать будем! Всё, отвоевались! В городе теперича наша власть.
Василию хватило секундного взгляда, чтобы увидеть вокруг вагона множество теперь уже вооружённых давешних железнодорожников. Из вагона ударил пулемёт. И солдат, упиравший штык Василию в грудь, стал заваливаться, получив изрядную порцию свинца. Это стрелял из пулемёта Колотилин. Но уже в следующую секунду подпоручик услышал крик своего солдата, переходящий в хрип. В полуобороте он успел заметить, как несколько солдат его команды вонзили сразу несколько штыков в спину Колотилина…
Медлить было нельзя. Воспользовавшись некоторым замешательством рабочих, после неожиданной для них стрельбы, он нырнул под свой вагон, затем под вагон соседнего состава, за колёса, потом так же за следующий. Вдогонку ему загремели выстрелы, но было уже поздно. Василий уже свернул за станционные постройки. И перед ним встал вопрос: куда дальше? Недолго думая, он снял погоны, засунул их за гимнастёрку и отправился на восток.
Глава 5
Путь на Голгофу
– Никак заблудились? Зарвались большевички, а? – с ухмылкой на лице спросил стоявший в середине редкой цепочки белогвардеец с погонами фельдфебеля.
– Я командир эскадрона кавалерийского полка 30-й дивизии! Мы добровольно сдаёмся, и, если вы нас не пустите в расход, готовы воевать с большевиками вместе с вами! – отчеканил Федорахин.
– Красный командир! Поди ж ты! – продолжал ухмыляться фельдфебель. – А комиссара среди вас случайно нет? А то мы страсть любим их брата на небеса отправлять! – вторя командиру заставы, усмехался кто-то из солдат.
– Никифор, ты что, не видишь, что они нам шарики тут вкручивают! Мы от них бежим, а они нам сдаются? С чего бы это?! Ловушка это. Нас, видимо, прощупывают! – И сказавший это унтер-офицер, стоявший навскидку с карабином, матерно выругался. – Заплутали, видать. Вон какая мокрота с неба посыпала…
– У нас есть срочное сообщение для вашего командования! А посему немедля ведите нас к вашим командирам! – требовательно попросил Роман.
– А у меня письмо имеется от вашего командира конной разведки! – И Крюков протянул переданную ему денщиком записку от спасённого им офицера.
– Ангелы будут ваши бумаги читать! Нашим офицерам сейчас не до ваших сообщений! Вон по Иртышу сало плывёт! Они думают, как на тот берег переправиться! Вот и нам тут некогда с вами! – И с этими словами унтер-офицер, взяв ручной пулемёт у одного из солдат, навёл его на бывших красноармейцев.
– Погоди, Тиша! Может, и правда, сказать что важное хотят, может, и нам польза?
Фельдфебель отвёл ствол пулемёта в сторону.
– Да что, Тиша-то! Кончать их надо, Никифор! Тьфу на их сообщения! Их ведь сейчас в штабе, в тепле допрашивать будут! Кормить! Чаю, а то и кофу дадут! А мы в окопах мёрзнуть будем, да вшей кормить! – не унимался, зло ругаясь, унтер-офицер.
– Зеленин, Прохоров, и ты, Семён! Проводите их командира до штаба! А вы – спешиться и сдать всё оружие! – распорядился командир белой заставы.
– Ребята, стрельните его при попытке к бегству! – предложил всё тот же унтер-офицер Тихон.
– Смотрите! Если что, то нас давно уже ждут ваши командиры! У нас всё было условлено! Так что пеняйте на себя! – крикнул Фёдор Крюков.
Неизвестно, что сыграло судьбоносную роль. Может, в планах конвоировавших Романа белогвардейцев вовсе не было расстрела при попытке к бегству… В небольшой деревеньке на берегу Иртыша, в одной из крестьянских изб Романа допрашивал молодой полковник. Похоже, на эту ступень военной иерархии его вынесли непредсказуемые виражи этой войны.
– Вот вы говорите, что вас должны были сегодня расстрелять? А ежели мы вас расстреляем сегодня, прямо сейчас? Почему мы должны верить в то, что вы не случайно напоролись на нашу заставу? А ежели и того хуже: вас к нам специально заслали ваши чекисты для окончательного разложения наших солдат путём вашей пропаганды? Мы это тоже уже проходили.
– Да, конечно, разница небольшая, расстреляли бы меня большевики или вы сейчас расстреляете. Но вы-то убьете меня как врага, я с вами воевал! А смерть от тех, за кого воевал… знаете ли, лично мне не предпочтительна. А, во-вторых, переходя к вам, я всё же верил в то, что у меня будет шанс остаться живым! А у большевиков-то я уже приговорён, – спокойно, с непритворным безразличием к своей дальнейшей судьбе ответил Федорахин.
– Что же с вами делать? – потерев висок, задумчиво проговорил офицер. – Кто из командиров согласится сейчас взять вас в свою часть? Свои рты чем-то кормить надо! Оставить вас отдельной группой? Но чем вы кормиться будете? Грабить население? Тогда точно расстреляем, законы военного времени ведь никто не отменял! Это ведь у вас про нас всё говорят, что мы грабители да насильники…
В это время за дверью послышались голоса. Дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура такого же молодого генерала и шедшего следом за ним подполковника.
– Это что? Захватили пленного красного командира?
Отдав честь, полковник, вздохнув, ответил:
– Да нет! Перебежчики сегодня поутру на мою заставу вышли во главе вот с ним! Что делать – прямо ума не приложу!
– А что интересного он тебе рассказывает? Красные далеко?
– В суточном переходе, – ответил за полковника Роман.
– Да вот, сообщил мне, что красные захватили обозы с беженцами, с семьями наших ижевцев. И за конфликт с комиссаром, при попытке последнего изнасиловать одну из беженок, его чуть не расстреляли. Поэтому к нам и бежал! Если ему верить… – всё так же размышляя вслух и потирая висок, сказал молодой полковник.
Последние фразы вдруг заинтересовали стоявшего за спиной генерала подполковника.
– Виктор Петрович! Это, кажется, по вашей части! Вот тут у меня для связи как раз прибыл штаб-офицер от самого генерала Молчанова.
– Господин полковник! Разрешите мне поговорить с вашим пленным или перебежчиком! У меня должна была ехать в этом обозе мать! – выступил вперёд тот, кого генерал назвал Виктором Петровичем.
Полковник встал, уступая место у стола подполковнику-ижевцу, и тотчас вместе с генералом вышел из избы. Роман ещё раз по просьбе оставшегося с ним офицера изложил
