Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
– Знаешь, это… у меня друг есть. Нужно помочь, чтобы похоронные принадлежности были – ленточки, покрывала. Ты можешь? Все ритуальные услуги я передаю тебе. Ты согласен?
А так как начальник домоуправления был полковник в отставке и заведовал всем строительством второго микрорайона, то он был абсолютный хозяин в своей епархии.
– И вообще я тебя прошу. Можешь взять это в свои руки? Чтоб они мне не звонили.
И Дорохин понял, что дорожки их опять сошлись и пригласил Аксенова.
– Что? Думал, что совсем со мной расстался? Ан нет! Подработка нас ждет. И деньги неплохие.
Только Дорохин схитрил:
– Начальник просил флешмобов больше не устраивать. Там, знаешь, похоронные дела. Смеяться не подойдет.
А про себя подумал: «Хорошо, что ты холостяк. А я вот женат. Жена подработку требует. Что это за плотник, который 85 рублей получает?»
– Да разберемся! Говори, что делать?
Так они прожили безбедно довольно долго. Может, года три или даже – боюсь сказать – пять. Но вдруг на этот бизнес налетели братки. А они настолько втянулись в это – заказы, сроки исполнения, каким коленкором чего шить, что не знали, что делается на кладбище, что и братки нашли ту же жилу, что и они вдвоем. И как будешь обращать на это внимание, если ты весь в работе и это всегда кормит? И вдруг кто-то приходит и говорит: «Теперь мы будем кормиться здесь, а вы пошли к такой-то матери». И вот тут-то широта друга подвела Дорохина.
Когда я пришел к нему в квартиру по приглашению жены, Аксенов жил один и любое женское общество воспринимал очень остро. Я удивился, что у него нет женских портретов.
Войти в его творчество было не просто. Его творчество казалось какой-то детской игрой, потому что основным предметом его был его величество подмосковный лес, взятый, однако, не в форме натуралистического пейзажа.
Это поставило меня, честно говоря, в тупик. Я думал, что это будет Шишкин. Ан нет. В середине комнаты на высоком месте стоял «Летучий Голландец», сделанный из обрубка ствола, который видимо, давно упал, но не хотел умирать, а выбросил несколько ветвей почти перпендикулярно к стволу. Из ствола он сделал корабль. А ветви превратил в мачты, одев их в полотнища парусов. Сразу показалось – как хорошо бы это выглядело в лесу туманным утром, когда идешь за грибами.
На том месте, где в обычной комнате стоит кровать и висит ковер, была большая картина. Вы будете смеяться: про эти самые грибы, за которыми ты пришел в лес. Но нарисованы они были каким-то ужасно смешным образом. Подсветка что ли была такая, я не знаю, но выходило, что это и настоящие грибы и какие-то детские сущности. Как будто ты находишься в веселой компании. Шляпы у всех разные, костюмы (ножки) как-то так подкрашены, что ты догадываешься, что это осмысленная сущность, а не просто гриб. Вместе с тем не пересахарено, а весело. Тихая детская радость.
Но мнение свое, которое я сейчас изложил, я вывел много позже. А тогда мне показалось – приятная пустяковинка. И я сглупу сказал ему:
– А нарисуй мне в подарок вот такой пустячок.
А он довольно мрачно сказал мне:
– Это же год работы.
Но потом было всё хорошо. Мы пошли на кухню. Наверное, выпили. Кто там заведовал столом, я не помню. Может, Ксения принесла в счет того, что мы пришли изучать интеллектуальную собственность художника. Там на кухонном столике стоял единственный портрет.
После выпивки стали говорить о грибах.
– Я хожу в лес и собираю на всю зиму грибы. Хорошие – белые, подберезовики, подосиновики – себе, съедобные – сыроежки, дуньки, волнушки – гостям.
– А это кто нарисован? – спросил я, указывая на портрет, где мужчина на берегу, пытается выпить озеро водки.
– А это Дорохин нарисован.
Как потом я понял, это был род шутовства по отношению друг к другу. Дорохин принимал это спокойно. Мол, обещал познакомить с художником и выполнил. Он при деле.
Сам Аксенов стал рассказывать о том, как он служил в армии. И рассказал случай, как разводящий офицер гнобил солдата и как солдат выдумал отомстить ему: и что-то получилось там лермонтовское, как в «Фаталисте». Надо было стреляться, знали, что там нет патронов, офицер выстрелил и убил.
А также на засыпку Аксенов назвал свою любимую книгу, стоявшую у него на полке – «Русская сатира ХVIII–XIX века» и тут же начал из нее читать.
Второй его сюжет: в 1957 году, когда был фестиваль молодежи и студентов, он нарисовал портрет Гагарина и очень хотел вручить это подарок американцам.
Для дружбы я посчитал достаточным время, проведенное в гостях, пора было уходить домой. Я даже не предполагал, что это первая и последняя наша встреча с ним.
Лучший памятник Аксенову сделала его сестра. После его смерти она выбрала небольшой эскизик и прибила намертво к парадной двери подъезда. На нем был нарисован лесной пенек, на котором расположилась восхитительная семейка из пятнадцати особей поганок, певуче и доказательно изображенных, как сама природа умеет расположиться в пространстве: без толкотни и давки.
Окружающее ходит только по квадратам и по прямым улицам и никуда из них выйти нельзя, тогда как природа показывает, и художник это подчеркнул, как нетривиально и просто можно расположиться своему роду и по своим правилам. Он абсолютно точно изобразил код их расположения на стволе. Вот у кого учиться.
Получился народный музей в частной квартире его матери и сестры.
Аксёнова нашли за недостроенной многоэтажкой, где поселился местный бомжатник, и куда удобно было приносить вино из близлежащего гастронома. Никто из милиции не заморачивался на его счет, потому что – сами понимаете – нигде не работал, не женат, детей не имел, мать умерла, сестра не общалась.
Описали: колотая рана на горле. Похоронили в соответствии с регламентом там, где хоронят бездомных. Так бы всё и осталось. Но в милицию пришло письмо с требованием о пересмотре следствия и указанием на якобы истинного убийцу.
Ну что сказать? Убит в пьяной ссоре с другими бомжами. Разве не ясно? Чего их ловить? А в письме требование – эксгумировать труп. Подпись – завгорбиблиотекой.
Она инициировала пересмотр дела. Ну что же? Подчинились. Эксгумировали. Ничего дополнительно не нашли. К Дорохину сходили на дом. Допросили. Никаких зацепок обнаружено не было. Наоборот, обнаружено было, что завбиблиотекой была односельчанкой Аксенова, симпатизировавшей ему. У них что-то было навроде большой привязанности. Каждый мечтал о большом образовании, большом поприще, а потом пожениться. Но библиотечное дело не подразумевает
