Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Так, споря, мы и вошли в ЗАГС – двухкомнатную квартиру блочного дома пятиэтажки, где в одной комнате поздравляли очередную пару с тем, что они муж и жена, во второй записывали это в бумаги, а потом возвращались в первую комнату и пили шампанское. И работник ЗАГСа тоже.
Мы встали в очередь за последними на поздравления. У невесты – шесть месяцев беременности. Дотянула! Я опять вспомнила свою так и не рожденную дочку. Первая беременность – и аборт. И опять мне стало нехорошо. Я про нее только и знала, что это девочка.
Ну, поздравили их, они выпили свое шампанское. Начали нас поздравлять, вести в соседнюю комнату, выводить оттуда, поить шампанским. Интересно – как работник ЗАГСа не спивается при такой работе?
Я себе говорила: «Ты должна всё это выдержать ради следующего ребенка. Кто он будет – мальчик или девочка – я еще не знаю, но он уже есть. Под эту беременность мы и расписываемся. Под честное слово».
Не успели мы выйти, новоиспеченный муж убежал.
– Я к Диане Гурьевне! Идите домой! Мы придем вместе!
Это его старая учительница по вечерке. Ещё свекровь (теперь уже свекровь) плюс Оля – моя старшая двоюродная сестра, которая не отказалась приехать свидетельницей с моей стороны.
В такой разрозненной компании, понятно, что единственным разговором мог быть разговор о том, как его учительница не ожидала, что он придет и позовет её на свою роспись. Притащил её с пятилетним сыном. Но невзирая на краткость нашего сидения в полуподвале в Нижнем Отрадном, его учительница успела прожечь мне фату своей папироской.
Оля нервничала, что её летчик поедет прямо в Нахабинку, к ней домой, а сюда не приедет, а она мне его обещала. А он согласился заехать сюда, имея в виду, что они пешочком дойдут до следующей станции и окажутся у него на даче.
Дома я решила хоть кого-то заставить уважить свой женский праздник. Нажала на мать, чтобы она выставила самогон. Молодой человек Оли приехал всё-таки. С другом и уже под шофе. Когда они порядочно набрались – оставалось только одно: идти пешком на дачу, чтобы они протрезвели. И я в первой половине дороги спросила Ольгу, как она относится к тому, что лётчик её набрался?
– А он не летчик. Он – ИТР аэродрома в Жуковском. Из обеспеченной семьи. И я в лепешку расшибусь, но заставлю его жениться, пьяный он или не пьяный.
А вторую половину дороги я всё слушала, о чем говорят между собой молодые люди. Они без зазрения совести сговаривались напоить моего мужа (им же теща с собой дала самогон), чтобы самим возлечь с двумя сестрами. И полночи я волновалась, что это серьезно и будет потасовка. Но они пришли и свалились замертво. Слава Богу, что это оказалось мужской болтовней.
А на моей работе в Донорском отделе Медцентра массово уволили мойщиц медпосуды, потому что стали закупать пластиковые одноразовые стаканчики для забора крови. А меня с одной девочкой перевели на вахту по утрам оформлять документы доноров. Здесь пропуск выписывают – они входят, там бумаги на них оформляют – они выходят. То они приходили к нам свободно, а теперь построили проходную. Они там толкутся с полдесятого. Нужно выписать пропуск каждому. Потом они проходят в Донорский, а мы оформляем документы. А главврач говорит:
– Выходите за час до начала работы, чтобы не было толчеи в проходной.
Я говорю:
– Тогда больше платите!
А он:
– Вы и так с полдня сидите, ничего не делая.
В общем, я с ним не согласилась, а он со мной не согласился.
А тут муж стал тяготиться мной и дома, и на работе. Куда бы тебя деть? Ну, дома еще понятно, а на работе-то мы вместе зачем?
К вечеру прибежал первый наш совместитель – Маслов. Давно не видели! Проведать начальника, что ли? Он уже давно не работает у нас. Муж его и попросил:
– Нет у тебя работы для жены? А то она с главврачом рассорилась. Нужна работа.
– Кладовщиком, может, и могу.
– А еще что-нибудь?
– А чем тебе кладовщик не нравится? Кладовщик – хорошая работа. А она у тебя женщина аккуратная. Не сомневаюсь даже – ей подойдет.
Оказалось, правда. Мне подошло. А в коллективе – как всегда. Кто-то тебе подходит и на него можно положиться, а кто-то филонит, долго к нему приглядываешься и не поймешь, за что его держат? Что он может? Кажется – не за что держать и ничего он не умеет. Такова Лелёка. Ну, начальству виднее. Раз держат – знают, за что. Я в это не суюсь. Я свое дело делаю.
А тут приходит Маслов и говорит:
– Ну как дела? Я слышал, у тебя плохо с мужем? На грани развода? А хочешь не работать? Я тебе в Москве квартиру сниму. И деньгами буду соответствующие вливания делать. С тебя только встретить меня, моих друзей и хорошо провести время.
Женатый, детный, работающий. Меня объял ужас. Быть неизвестной хозяйкой для неизвестных людей – это не для меня. Я привыкла, чтобы всё было мною заработано и мне принадлежало.
А это что ж? Позвонит жена – что я ей скажу? Да и чудно это. А что чудно – скорее всего – красивая болтовня и ничего путного не получится. Нет уж, лучше я своей семьи держаться буду.
– Нет, – сказала я ему. – Можно я кладовщиком останусь?
– Конечно, конечно, это твой выбор.
Глава 6. Суд развода
Муж не замечает меня, не разговаривает со мной, уходя на работу и приходя с неё, делает вид, что меня не знает и не нуждается во мне, сидя в соседней комнате свекрови. Сама свекровь отбыла на принудительные работы на автозавод в Нижний Новгород. Проштрафилась у себя в магазине.
Но каждую ночь, как только я ложусь, он врывается ко мне, молча накидывается и домогается меня. Я отбиваюсь, как могу, не желая отдавать себя кому-то враждебному и не помогающему мне с ребенком. Резко выпихиваю его из комнаты. Я приняла твердое решение не подпускать его ночью, раз он ничего не понимает, и сопротивляться навязанной мне роли девки-чернавки.
И так продолжалось долго. Днем – молчание, ночью – приставания. Пока я не врезала замок. Пару раз он пробовал постучать, но, видя, что никто не открывает, бросил эту затею. Но тут же нашел новую: подал в суд на развод. Не понимаю. Не хочешь – не живи, хочешь – живи. А
