Леонтий Раковский - Кутузов
Необходимость единого командования назрела окончательно, была всем очевидна.
Ермолов писал об этом императору. Генерал-адъютант граф Шувалов, по болезни вынужденный покинуть армию, послал Александру письмо, в котором умолял назначить главнокомандующего:
"Дела с каждым днем становятся все хуже и хуже. Войска недовольны до такой степени, что ропщут уже солдаты; они не имеют никакого доверия к их главному начальнику. Нужен другой главнокомандующий, один над обеими армиями. Необходимо, чтобы ваше величество назначили его немедленно, иначе погибла Россия".
Выхода у Александра не было — не хотелось, а волей-неволей приходилось назначать главнокомандующего: народ ведь не просил царя стать во главе вооруженных сил.
Александр поручил избрание главнокомандующего специальному комитету из шести человек. В него вошли: бывший воспитатель Александра Павловича, председатель государственного совета граф Николай Иванович Салтыков, петербургский главнокомандующий Сергей Кузьмич Вязмитинов, генерал Алексей Андреевич Аракчеев, начальник полиции Александр Дмитриевич Балашов и действительные тайные советники Петр Васильевич Лопухин и Виктор Павлович Кочубей.
Александр снова попытался умыть руки — пусть решают другие, кому быть главнокомандующим, а он останется, как всегда, в стороне.
Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал.
ПушкинIIIВ большом кабинете графа Салтыкова, выходившем окнами на Неву, собрались члены комитета.
Сегодня здесь решалась судьба русской армии, судьба России.
Июльский вечер был тепел и тих, но окна в кабинете оставались закрытыми: хозяин, семидесятишестилетний граф Салтыков, боялся простуды. Он сидел с всегдашней кислой миной на худом, лисьем лице. Ни люстр, ни свеч не зажигали: скупой Салтыков считал, что и так еще достаточно светло.
За столом сидели: мрачный, надменный Аракчеев, сухощавый, спокойный Лопухин, добродушный Вязмитинов и двое молчаливых — себе на уме — красавец Кочубей и безобразный лицом Балашов.
Комитет выслушал рапорты командующих армиями и разные письма к государю и Аракчееву: Багратиона, его начальника штаба генерала Сен-При, Ермолова и других. Письма из армии говорили все о том же: о необходимости единого командования.
Их читал монотонным, дьячковским голосом Аракчеев.
После этого обсудили, каким требованиям должен отвечать избранник, и решили, что он обязан иметь "известные опыты в военном искусстве, отличные таланты, доверие общее и старшинство".
— Ну что ж, господа, а теперь прошу называть кандидатов, — сказал председатель комитета Салтыков.
Аракчеев тяжело думал, насупив брови. Лопухин, сложив пополам лист бумаги, обмахивался им, как веером, и думал только о том, что не худо бы открыть окно. Вязмитинов выражал полную готовность поддержать достойнейшего. Кочубей загадочно улыбался, легонько постукивая пальцами по столу. Балашов сосредоточенно рисовал на бумаге карандашом какие-то узоры.
— Ну кого же? Петра Ивановича Багратиона? — спросил Салтыков.
— Да, да, Багратиона! — встрепенулся Аракчеев.
— А не лучше ли Беннигсена? — осторожно предложил Вязмитинов.
— Он же не русский.
— Ах да! — махнул досадливо рукой Вязмитинов. — Я и забыл!
— Ивана Васильевича Гудовича, — сказал Лопухин. Он остался в душе москвичом, хотя жил в Петербурге, и потому вспомнил своего старого московского главнокомандующего.
— Да ведь Гудович мне ровесник. Он стар, — ответил Салтыков. — А как все-таки насчет Багратиона?
— Багратион слишком горяч! — возразил Кочубей.
— А кого же вы предлагаете, Виктор Павлович?
— Я предложил бы Алексея Петровича Тормасова.
— Молод еще. И опытом и доверием, — отрезал Аракчеев.
Все затихли, думали.
— А если Палена? — прервал молчание Вязмитинов.
— Так ведь, что он, что Барклай, оба — лифляндцы. Эх, Каменский зря умер! Александр Дмитриевич, а вы что же молчите, сударь мой? — обратился к Балашову Салтыков.
— Я давно надумал, Николай Иванович, да жду, не назовет ли кто его.
— Кого это?
— Михайлу Ларионовича Кутузова, — ответил Балашов.
— Кутузова? — чуть ли не с ужасом переспросил удивленный Аракчеев. Он хорошо помнил, что император не жалует Кутузова.
— Да, Кутузова!
— О Михайле Ларионовиче мы все позабыли, — улыбнулся Кочубей. — Что ж, Кутузов — хорошо! Он человек достойный!
— Да, да, вполне достойный! — поддержал Лопухин.
— Его императорское величество не будет доволен, — буркнул Аракчеев, кашляя в кулак.
— Погодите, Алексей Андреевич, однако же государь утвердил Михайлу Ларионовича начальником ополчения! — вспомнил Вязмитинов.
— То ополчение, а то вся армия! — развел руками Аракчеев.
— Недавно пожаловал титул князя.
— И назначил членом государственного совета, — прибавил Салтыков.
— Кутузову много лет, он стар, — уже не так твердо, но все еще пытался возражать Аракчеев.
— Нет, ему годов еще не много. Погодите-ка… — задумался Салтыков.
— Михайло Ларионович родился в сорок пятом, следовательно, ему шестьдесят шесть, — подсказал Кочубей.
— Да, человек в самом соку, — подтвердил Салтыков. — Шестьдесят шесть для главнокомандующего — это пустяки!
Сорокачетырехлетний Кочубей невольно улыбнулся.
— Вот кто будет наверняка недоволен нашим выбором, так это Наполеон, — сказал Балашов. — Он не может простить Кутузову его победы над турками у Рущука.
— Ну, значит, так и решили, господа? Избираем главнокомандующим всеми нашими армиями Михайлу Ларионовича Кутузова? — спросил Салтыков, обводя всех глазами.
— Избираем! Избираем! — поддержали Вязмитинов, Лопухин и Кочубей.
— Кутузова знают и войско и народ! Обе столицы выбрали его командующим ополчением, — прибавил Балашов, глядя на Аракчеева.
— А вы как, Алексей Андреевич? — обратился Салтыков к Аракчееву.
— Ну что ж, выберем Кутузова, — нехотя уступил Аракчеев.
Все облегченно вздохнули.
Русские вооруженные силы наконец-то получили единого командующего.
IVНа следующий день весь Петербург только и говорил о решении комитета избрать Михаила Илларионовича Кутузова главнокомандующим.
Все знали, что имя Кутузова было названо последним, что один Балашов осмелился сказать то, о чем говорила вся страна: только Кутузов может спасти Россию! Знали и нисколько не удивлялись тому, что "без лести преданный" Аракчеев попытался возражать против имени Кутузова.
Друзья Михаила Илларионовича радовались его избранию и хвалили комитет, а враги обливали грязью их обоих. Недруги чернили Кутузова. В их устах кутузовская тучность превращалась в "дряхлость", его осмотрительность — в "лень", а ум — в "хитрость".
Сам Михаил Илларионович услыхал новость об избрании, когда приехал утром в устроительный комитет Петербургского ополчения на очередное заседание по поводу снаряжения ратников.
Все члены комитета, генералы, бросились поздравлять Михаила Илларионовича.
— Благодарю вас, господа, за ваши добрые чувства ко мне, но поздравлять меня, право же, еще рано… — ответил, улыбаясь, Михаил Илларионович. — Будем лучше заниматься делом… Вчера мы решили, что вместо поясных сум на восемьдесят патронов мы делаем сумку через плечо на сорок патронов, не так ли? — переменил разговор Кутузов, садясь за стол.
Он не подал и виду, что новость взволновала его и была чрезвычайно приятна ему. Если кто-либо пытался заговорить об этом, Кутузов уклонялся от разговора.
Когда он вернулся к обеду домой, его встретила сияющая, довольная Екатерина Ильинишна: жена уже все знала.
— Вот видишь, Мишенька, правда торжествует! — сказала она, целуя мужа. — Народ тебя ценит и любит!
— Катенька, еще до поздравлений так далеко — жалует псарь, да не жалует царь. Александр Павлович может не утвердить. Ты представляешь, как ему тяжело будет сделать это! Год назад он не хотел вверить мне одну небольшую армию, а здесь речь идет о четырех!
Михаил Илларионович знал, что говорил: император два дня колебался. В это время как раз пришло письмо от московского главнокомандующего Ростопчина, который писал, что Москва хочет, чтобы командовал Кутузов.
8 августа Александр наконец дал указ сенату и рескрипт Кутузову о назначении его главнокомандующим над всеми армиями и вызвал Кутузова к себе на Каменный остров.
Михаил Илларионович ехал на Каменный остров с чувством большого удовлетворения. В многолетней глухой неравной борьбе с царем он наконец-то вышел победителем.
По тому, как проворно выбежали к кутузовской карете придворные лакеи помочь выйти из нее князю Кутузову, как засуетились стоявшие у колоннады, а потом, когда Кутузов проходил мимо них, как застыли, вытянувшись в струнку, ординарцы, как навстречу ему торопливо вышел генерал-адъютант Комаровский, Михаил Илларионович увидал, что его здесь очень ждали, хотя час был послеобеденный, неприемный.