Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
– Дядя Гордей! Какими судьбами! Да ты никак обогатился, с ярмарки едешь, что ли? Откуда такое богатство к тебе привалило?
– Ромка, что ли? Рад видеть, и рад вашей и нашей победе! Вот сейчас заживём! А еду я не с ярмарки, а со станции! Там такого добра завались! Буржуи оставили, напугались вас – и бежать без оглядки! А мы эту… экспроприацию, что ли, проводим!
– Кто там ещё из наших экспроприирует? – уже строже спросил Роман.
– Да есть там ещё мужики, – ответил крестьянин, не замечая перемены в голосе красного командира.
– Вот что, дядя Гордей, разворачивай оглобли обратно, туда, где всё это взял, и остальным, кого встретишь, говори то же самое! И разгружайте всё обратно там, где взяли! А то по закону военного времени всех под революционный трибунал и к стенке!
И для пущей строгости навёл на ничего не понимающего односельчанина карабин.
Тот, попятившись, забормотал:
– Вот те и свои! То в председатели производят, то отобранное у буржуев-эксплуататоров назад забирают!
– Давай не разговаривай! Заговорил! – Роман яростно затряс карабином, напуская на себя ещё более строгий вид.
И Гордей стал разворачивать свой воз.
А в город с юго-востока вступила сотня конной группы товарища Томина регулярной Красной армии. С запада же в город медленно и торжественно, с красным флагом на крыше входил бронепоезд особой бригады, также принадлежавший регулярным частям Красной армии. Как и при вступлении в город белых войск, часть горожан радовалась, а другая с тревожной задумчивостью смотрела на приближающийся к станции броневик… Алапаевск был освобождён практически без боя. Но всё же один последний и отчаянный поединок произошёл. Черепанов, ставший теперь красным комендантом Алапаевска, вызвал к себе Романа.
– Ты последний свой рейд с отрядом по деревням вниз по Нейве повторить не хочешь? Надо бы посмотреть, что там делается. Все ли беляки покинули наши окрестности…
– Да я готов! Хоть сейчас!
Говоря это, Федорахин, конечно, представлял себе, как он встретится с Вассой. Ведь он теперь победитель! Обязательно уговорит её приехать с ним в город. Торжественно перед всеми командирами объявит её своей невестой, назначит день свадьбы… Наверное, осенью, ведь все равно повременить до неё придётся! Урожай, да и Гошкиной смерти год исполнится. Венчаться непременно будут там, в Монастырском, а свадьбу, конечно, в городе справят, ведь он теперь командир…
Но красный комендант прервал его мысли:
– Сдавшихся или просто оставшихся дома колчаковцев направляй сюда, в город на регистрацию. Ничего худого, мол, мы им не сделаем, а зарегистрируем, на учёт поставим для будущей мобилизации в нашу Красную армию. Оружие пусть все сдают! Кто откажется, приказываю поступать как с врагами и шпионами, вплоть до полного уничтожения! Да, вот тебе заместитель! Специально для этих дел откомандирован от особого отдела 3-й армии, – и Черепанов указал на сидевшего в стороне у окна парня.
В отличие от Романа с прикреплённой красной лентой, тот сидел с красной звездой на фуражке.
– Деньгин! – коротко отрапортовал последний.
– Хорошо, будем знакомы! Разрешите выполнять? – не очень-то довольно спросил Роман.
Почему-то своим коротким представлением прикомандированный заместитель ему не понравился…
На подходе к деревне Путилова с пригорка увидели расположившуюся на берегу реки группу, которая, пережидая полуденный зной, устроила привал. Прикрываясь редким леском, оканчивающимся перед деревенскими пашнями, Роман приказал спешиться и, достав цейсовский бинокль, стал рассматривать отдыхающих. Их было около трёх десятков.
– Белые! – разглядев в бинокль погоны, бросил Деньгин.
– Я вижу, что не наши, – так же коротко ответил Роман.
Среди расположившихся на берегу военных некоторые, очевидно раненые, были в бинтах. Вооружены были только винтовками. Холодное оружие и то было не у всех.
– Что будем делать? – спросил Деньгин.
– Предложим сдаться!
И Роман, взяв валявшуюся сухую жердь и привязав к ней несколько белых бинтов, – ничего другого не нашел, – отправился в сторону лагеря белых. Приблизившись на некоторое расстояние, он выстрелил вверх из нагана. В стане противника началось движение. Навстречу Федорахину выступил офицер с погонами капитана. Голова у него была перевязана. Роман с видом бывалого командира, слегка раскачиваясь, приближался к нему. Через минуту они стояли друг против друга. Поприветствовав офицера, как полагалось в старой армии, Роман обратился к нему как можно вежливей:
– Предлагаю вам, ваше благородие, сдать оружие, построить своих солдат, а мы вас на подводах отправим в город. Вас немного, подводы возьмём здесь, в деревне у крестьян, город рядом! Вас накормят, раненым окажут помощь!
Со стороны можно было бы подумать, что красный командир не предлагает сдаваться, а уговаривает капитана.
– Ты всё сказал?! – сурово спросил белогвардейский командир.
– Своих все равно не догоните: они уже далече! Наши заняли Ирбит! Куда вы сейчас пойдёте? Все равно попадёте, не здесь, так в другом месте!
– То есть ты мне предлагаешь сдаться в плен! На милость победителя? Пустил бы я тебе пулю в лоб, щенок, будь мы с тобой не на переговорах! Не для того мы отступаем пешком от самой Перми, чтобы тебе с твоим сбродом здесь сдаться! Наши требования таковы: вы нас беспрепятственно пропускаете на восток с оружием! Мы вас не трогаем! Идём к себе домой в Томскую губернию, и там решим, что нам делать – воевать дальше или нет!
– Хорошо! Давайте посовещаемся, вы со своими, я со своими! – миролюбиво попросил Федорахин.
Не было у него настроения проливать кровь. По его мнению, война кончилась. Если офицер затеет здесь войнушку, он все равно проиграет. И они разошлись. Роман ознакомил Крюкова и Деньгина с требованием капитана.
– Может, пропустим! Пусть идут восвояси и решают там, у себя дома! – сказал Фёдор.
– Ты что, под трибунал захотел?! – изменившись в лице, зашипел на него Деньгин. – Это же живая сила противника! И будет подкреплением ему в дальнейшем! Война ещё не закончилась. Да и надо разобраться ещё с ними, кто такие! Может, они каратели!
Роман вскоре снова отправился к стану противника. Теперь навстречу ему вышел прапорщик.
– Что, решили? У нас к вам осталось в силе требование, ранее предложенное вашему капитану: сдать оружие и построиться! – уже твёрдо сказал Роман.
– Дайте нам час на размышление! – попросил прапорщик.
– Полчаса, и не более! – жёстко ответил Федорахин.
И они снова разошлись. Продолжавший наблюдать за лагерем противника Деньгин подозвал Романа и сказал:
– Полюбуйся, как они размышляют!
Роман взглянул в бинокль и увидел, что солдаты противника сооружают нечто вроде баррикады из речных камней, а их сослуживцы, у кого есть шашки, роют землю, стараясь сделать углубления.
– Ладно, делать нечего. К бою! Ты со взводом, давай,
