Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
– Хорошенькие дела! – воскликнул Роман.
Его лицо начало наливаться гневом.
– А ты где был?! Почему не помешал?!
– Я как раз из Невьянского в Синячиху прибыл. И как на доклад к нему пришел, так только покойников и увидел!
– Та-ак! – протянул Федорахин. – Сейчас ты поедешь в Мугай, в Махнёво, и обо всём сообщишь их родственникам! Понял! – с напором приказал Роман Деньгину.
– Да была бы нужда! Я уже послал нарочного, пусть сообщит в село, чтоб забрали!
– Сам, стало быть, боишься?
– Это ещё что?! – перебил его Фёдор. – Слушай, что было далее. Приехал он дня три назад в Монастырское, увидел могилу с расстрелянными в восемнадцатом году комбедовцами да красноармейцами. Кто, спрашивает, расстрелял? Ему сказали: так, мол, и так, белая армия вступила в село, и комбед ихние начальники судили с нашими, да и пристукнули. Кто говорит из ваших с белыми ушёл? Ему сказали. Арестовал он тогда самолично Хромцовых, Шестаковых, Щекотиных да Губиных. Ему говорят, что отцы за сыновей не ответчики, а твой зам опять как заорёт: «А кто за наших ответит, так-растак вашу мать! Ваши сынки удрали, теперь вы ответите за всё!» Вывел их на Вшивую горку, заставил вырыть могилу и одним залпом всех угробил. Забросали потом землёй и всё!
Лицо Романа побагровело от услышанного. Глаза засверкали. Он схватил своего заместителя за грудки:
– Знаешь, что ты наделал, мразь?! Куда мы теперь вернёмся! Нам ведь там жить! Сейчас они наши семьи вырежут в отместку! А нас даже отцы не примут теперь! Моих расстреливать заставлял, говори?!
И Федорахин сжал ему ворот гимнастёрки у горла. Но Деньгин, рванувшись и оттолкнув Романа, вырвался с ругательствами.
– Ты уже не командир! Я теперь назначен командовать этим отрядом! А ты, сволочь анархистская, контру защищаешь! Я и тебя вслед за ними! – От злости особист сорвался на гнусавый бабий фальцет.
При этом, схватившись за кобуру, Деньгин стал её нервно расстёгивать.
– Ах ты, гад! – взвился Роман, выхватил из ножен шашку и, высоко занеся её над головой, кинулся на Деньгина. – Зарублю!
И он, наверное, разрубил бы ненавистного зама напополам, если бы подскочивший Фёдор молниеносно не подставил бы свой клинок. От удара клинок о клинок высеклись искры. В это время Деньгин расстегнул кобуру, выхватил наган и взвёл курок. Но и тут выручил Крюков, пнув ногой Иллариона по косточке у запястья. Тем не менее пистолет, вылетев из рук, выстрелил. Чекист успел нажать на спуск.
На шум из комендантской вышли Ангенов и Черепанов.
– Что шумите, ребята? Да у вас никак до драки дело дошло? Вы что, выпили или как?
– Эта сука людей в наших сёлах постреляла! Теперь нам впору самим стреляться! Нас теперь на порог домой никто не пустит! Наши семьи теперь мести будут ждать! – вырываясь из рук сдерживающего его Фёдора, пытался донести до коменданта Роман.
– Кто расстрелял! Кого и за что? – недоумевая спросил Черепанов.
– Я расстрелял контру! За то, что наших в восемнадцатом поубивали! Вы бы проехались по деревням! В каждой деревне могилы братские, везде перепоротые, изувеченные! Как на это смотреть?
– Вот что, ребята: разойдитесь-ка с миром! Мы разберёмся!
– Разбирайся, красный комендант! Только я тебе не подвластен! Меня командование Красной армии по приказу оставило здесь! Ему я и буду держать ответ! – крикнул Деньгин, подбирая упавший наган.
И совсем ещё мальчишеские глаза сверкнули такой ненавистью, что даже Герману Черепанову, фронтовику германской, стало не по себе. «Этих двоих вместе держать в Алапаевске нельзя», – твёрдо решил красный комендант.
– Федорахин, зайди ко мне в комендатуру, дело как раз для тебя есть!
Войдя в комендантскую, Роман увидел сидевшего за столом, туго перетянутого портупеей незнакомого командира, по виду не местного.
– Вот прибыл из губернии товарищ Аверкиев! Знакомься! Будет проводить первую мобилизацию в Красную армию.
Выйдя из-за стола, военный пожал Федорахину руку.
– Рад, рад познакомиться с героем, разгромившим карательный отряд во главе с офицером! Такого героя, наверное, грех, если не сказать больше, мобилизовывать простым красноармейцем, да и не вправе мы разбрасываться способными людьми, которые способны на большее! В Екатеринбурге организуются курсы младшего командного состава, туда мы его и командируем!
– Да, Трофимыч, это лучшее решение! А то тут столкнулись у нас два героя, и никак им не разойтись! – обрадовался решению проблемы Черепанов.
– Собирайтесь, товарищ красноармеец, не медля. А то война еще очень далека до завершения!
– А нельзя… – Роман хотел попросить о возможности узнать о Вассе. Но осёкся и вместо этого сказал:
– Мой друг и заместитель Фёдор Крюков пусть тоже со мной поедет.
– Ладно! – сказал Аверкиев.
* * *
Роману не суждено было встретиться с Вассой.
А ведь она наотрез отказалась ехать с отцом и другими родственниками в Сибирь, сославшись на то, что уже год как живёт своим домом. Мол, кто и что сделает бедной вдове? Ведь она и сама никому ничего не сделала дурного, с колчаковскими властями никогда не сотрудничала, а то, что покойный муж дезертировал от красных и перешёл на сторону белых, так она за него не ответчица. Тем более, что он уже сам поплатился своей жизнью… Отец подумал о том, что они с дочерью спасли Федорахина, который у красных всё ж какой-никакой, а командир, и может, в случае чего, и заступиться, – и согласился! Как там жить, в чужих краях, среди сибиряков – неизвестно. Как бы не пришлось отступать ещё дальше… Да и вернутся ли они обратно? И Прокоп Бучин согласился с дочкой.
Но беда пришла оттуда, откуда её совсем не ждали. Как-то в один из жарких июльских дней Васса сидела на завалинке и наблюдала за вереницей следующих по Ирбитскому тракту беженцев. Вслед за ними запылили отступающие воинские части. Прошла колонна человек в триста, проехали подводы с офицерами. На конной тяге артиллеристы протащили две пушки. Далее показалась конница – это в арьергарде отступал Петропавловский Уланский полк. Большая часть полка проследовала дальше, в Монастырское. Но две его сотни должны были прикрывать отход и остановились на днёвку в Верхнем Яру. К Вассе, спешившись, подошли три солдата и, спросив, не занята ли хата их сослуживцами, попросились на ночлег. Все трое были ещё очень молодыми бойцами, видимо призванными последней мобилизацией. Васса радушно пригласила их в дом.
– Поможете, ребята, мне сено сгрести, зародик сметать? Тут недалеко! Я вас молоком напою, может, постираю что, если надо! В баньку сходите!
Солдаты с радостью согласились. В это время в деревню въехали несколько офицеров, отбывших вначале вместе
