На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
– Что делает юная богиня среди падших людей? – поинтересовался он, глазами указывая на толстого пантикапейца, пытавшегося выйти из залы. Мужчину шатало так, словно он стоял на палубе корабля в девятибалльный шторм.
– Богиня гуляет! – смеясь, бросила ему Гликерия и, гордо выпрямив спину, покачивая бедрами, прошла мимо.
– Ого! – Римлянин восхищенно присвистнул.
Она с достоинством дошла до поворота на женскую половину и только там, подобрав подол хитона, позволила себе ускориться. Хотелось быстрее добраться до своей комнаты, упасть на кровать и расплакаться от счастья. Но ее опять задержали.
– Гликерия?!
Царица Гипепирия столкнулась с ней уже на подходе к покою. Девушка так торопилась, что не заметила, как и откуда та появилась.
– Он жив! Он возвращается! – вырвалось у Гликерии. Пожалуй, чересчур радостно, чем следовало бы.
– Кто? – Царица непонимающе сдвинула тонкие брови, и они превратились в одну сплошную линию.
Гликерия поняла, что проговорилась, и растерялась. Гипепирия сама пришла ей на помощь.
– Твой трибун? Лукан? – Кончики ее губ поползли вверх, лицо потеплело.
– Гай! – поправила она царицу и юркнула к себе в комнатку.
Лежа на кровати и бесцельно блуждая глазами по потолку, Гликерия составляла план действий. Во-первых, не стоит тревожить Гая сразу после похода, ему нужен отдых; во-вторых, не нужно бродить по дворцу, чтобы случайно не попасться ему на глаза… до ночи. В-третьих, сюрприз никто не отменял, и она сама придет к нему в покой, когда все уснут. Вот будет неожиданность! Но для этого необходимо узнать, какую комнату ему отведут. Ну а то, что Лукана, во всяком случае на какое-то время, разместят в дворцовых палатах, у Гликерии сомнений не вызывало. Она опять принялась загибать пальчики. Во-первых, какую-то таинственную благосклонность к нему проявляет царица; во-вторых, у главного римского начальника, насколько ей известно, он на хорошем счету, но главное – на завтра назначена церемония вхождения на престол Котиса, что означает новую попойку во дворце.
«Так как же мне узнать, где его разместят?» – спросила себя Гликерия.
Единственным человеком, к кому она могла обратиться с подобной просьбой, был Клеон. Преданный царице вольноотпущенник опекал ее с детства и никогда ни в чем не отказывал. Не должен был отказать и сейчас.
К вечеру Гликерия уже знала, что Лукану отвели комнату недалеко от покоя Котиса. Похоже, соседство с отважным римским офицером делало сон царя крепче. Как бы то ни было, она этому только обрадовалась: не будет поблизости его выпивших римских дружков, готовых в любой момент завалиться к нему в комнату. Оставалось дождаться ночи.
Вечер во дворце прошел относительно спокойно. Поскольку новый день обещал быть трудным, отдыхать и гости, и хозяева разошлись рано. Процедура вхождения во власть – всегда штука хлопотная, это известно всем. Но Гликерия об этом даже не задумывалась. Нарядившись в голубую столу, она ждала полуночи. И когда нужный час пришел – определить его было несложно по местоположению яркой, как раскаленное блюдце, луны, – она выглянула наружу. В коридорах дворца было тихо, на стенах, разгоняя темноту, горели масляные светильники. Где-то вдалеке раздались легкие шаги, но почти сразу стихли. Гликерия постояла еще немножко, прислушиваясь, затем, осторожно ступая, вышла в коридор. Мягкие подошвы сандалий неслышно касались мраморного пола, и лишь легкое шуршание тонкой ткани платья выдавало ее движения.
Держась ближе к стене, она миновала покой Гипепирии. Из него не доносилось ни звука. Осмелев, Гликерия двинулась дальше, пересекла галерею и, задержавшись у колонны, чтобы привести в порядок колотящееся сердце, прошла на царскую половину. Комната Гая находилась совсем рядом, со спальней Котиса ее разделял покой, который не так давно занимал Митридат. Единственной преградой, которая могла возникнуть у нее на пути, являлась стража. Но два охранника у входа в царские комнаты мирно посапывали, привалившись к стене. На полу, у ног одного их них, стояла небольшая амфора.
«Они что, пили на посту?!» – Однако спиртным от них не разило, и на самом донышке ее сознания шевельнулось нехорошее предчувствие.
Она знала этих стражников, как, впрочем, и всю охрану дворца. Гипепирия отправила ее в Пантикапей раньше, впервые доверив важное дело: подготовить дворец к приезду Котиса и его гостей. Гликерия сбилась с ног, приводя палаты в надлежащий вид (бежавший с семьей и свитой Митридат оставил после себя настоящий хаос). Поначалу ей было неловко командовать слугами, но, увидев, что ее распоряжения выполняются беспрекословно и даже с охотой, она так увлеклась ролью хозяйки, что накануне приезда нового царя стража дворца с улыбкой называла ее «нашей юной госпожой». Именно поэтому столкнуться с охраной Гликерия боялась меньше всего, ее бы они пропустили в любом случае. Другое дело – Гипепирия или Котис. Объясняй потом причину своих полуночных прогулок по дворцу!
В конце концов, решив, что, может, оно и к лучшему, что ее никто не видел, она уже переступила порог комнаты Гая, как услышала шорох занавески соседнего покоя. Гликерия затаилась и осторожно выглянула наружу. Из комнаты Митридата (а ее никому не отвели!) вышел невысокий худощавый человек и, крадучись, стал подбираться к покою Котиса. Лица его она не видела, только – узкие плечи и согнувшуюся спину, но и так поняла, что во дворце его раньше не встречала. А человек уже застыл у порога царской комнаты, он как будто набирался решимости. Затем, явно боясь произвести шум, извлек из-под полы плаща ярко блеснувший тонкий предмет.
Глаза Гликерии округлились от ужаса. Нож! И она, не помня себя, бросилась к ложу Лукана.
* * *
Дворцовая тишина навевала сон, но тот упорно не желал овладевать уставшим, измотанным за последние двое суток телом. Мысли Лукана давно переключились с побоища под Парфением на образ Гликерии. Где она? Что с ней? Почему не прибыла в Пантикапей вместе с царицей? Он даже не хотел допускать, что с ней могло что-нибудь случиться. Гнал подобные глупости из головы, заменяя их положительными картинками.
Вот он во второй раз въезжает в столицу Боспора. Но теперь как победитель в недавнем сражении. За ним, чеканя тяжелый шаг, идут его легионеры. От их грозной поступи у запрудивших улицы, переулки и площадь у Акрополя пантикапейцев блестят глаза. Это блеск смешанного с восхищением страха. За героями-легионерами плетется жалкая вереница пленных. Их специально, для демонстрации военной мощи Рима, решили провести по улицам города, чтобы ни у кого из тех, кто
