На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
– Отец! Ты получил письмо от Гая? – Ее маленькие алые губки были обиженно поджаты, но в больших голубых глазах искрилась радость.
– Отнеси его матери. – Лукан-старший протянул дочери трубочку пергамента; он смотрел на нее с любовью и нежностью, не помешавшей, впрочем, строго напомнить: – И не нужно, Туллия, обсуждать его содержание с подругами!
– Разумеется, отец! И уже бегу! – ответила девушка и исчезла за дверью.
Уходя из дома Луканов, Кезон уносил с собой и частичку его тепла. Сервий Туллий показался ему человеком, наделенным множеством достоинств, но в силу своего происхождения лишенным того положения, какого он мог бы достичь, будучи патрицием. Он мог бы командовать армией в Таврике не хуже Галла. И мог бы иметь решающий голос в сенате. Он мог бы стать для императора незаменимым советником. Но жизнь распорядилась иначе. Кезон вспомнил собственные разочарования, какие подбросила ему жизнь. Четко, как будто это было вчера, явилась ему Дилара, испуганная, сжавшаяся в комочек на лавке раскачивающейся лодки, незадолго до того, как ее навсегда отобрали у него черные глубины понта.
Он снял комнату в одном из постоялых дворов у причалов Тибра. Хозяин заведения его узнал, и Кезон, даже не сомневаясь, что в ближайшее время о его появлении в Риме доложат Нарциссу, позволил себе наконец отдохнуть. В этой дешевой гостинице имперский секретарь обычно встречался со своими осведомителями. Хозяин был одним из них и предусмотрительно дал ему комнату на втором этаже, где Нарцисс арендовал угол для своих тайных свиданий. Ночью Кезона никто не потревожил, а утром, как и ожидал, он услышал в коридоре знакомые шаги. Секретарь неторопливо, словно прогуливаясь по Форуму, подошел к двери и, не постучав, вошел внутрь.
– Ну, здравствуй, мой пропавший друг, – начал он с порога, с легкой улыбкой рассматривая сидевшего на кровати Кезона. – Признаться, я думал, что тебя давно уже нет в живых.
– Как видишь, господин, я жив и даже здоров, – улыбнулся в ответ Кезон.
– Вижу, вижу. – Нарцисс поискал глазами, на что бы сесть, и опустился на табурет у кровати. Широкополую шляпу он положил на приставленный к окну стол. – Тогда рассказывай все по порядку. Мне не терпится услышать твою историю. И не торопись, не упускай мелочи. – Он тряхнул головой; тонкое, красивое лицо источало саму добродетель. – Да что я тебя учу, ты сам все знаешь не хуже меня…
Кезон рассказывал о своих злоключениях до полудня. Нарцисс слушал его с неподдельным интересом, лишь изредка перебивая, когда хотел уточнить ту или иную деталь. И когда в комнату заглянул хозяин гостиницы, он тут же отослал его за обедом на двоих.
– И захвати кувшин приличного вина, – бросил ему уже в спину, – не той кислятины, которой ты потчуешь местных оборванцев.
После обеда они еще долго сидели, потягивая из простых глиняных чаш горьковато-сладкое вино. Теперь в основном говорил Нарцисс. Кезон лишь отвечал на возникающие у секретаря в ходе собственных рассуждений вопросы.
– Как думаешь, Митридат сможет собрать достаточно сил, чтобы вернуть себе Пантикапей?
– Силы он соберет, безусловно. Ему помогут местные азиатские царьки. Царь сираков, например. Но те из них, кто умнее, примут сторону Котиса. А значит, и нашу. Митридат уже проиграл эту войну, как бы надого она ни затянулась.
– Император считает так же.
– В Таврике в этом тоже не сомневаются.
– Меня порадовали слова твоего нового друга… Лисандра, – продолжал говорить Нарцисс. – Мы будем поддерживать знать Боспора, в этом он может не сомневаться. Покровительство Рима принесет им только благо, как уже принесло многим другим народам. – Секретарь прищурился, в темных глазах заплясали лукавые огоньки. – Обеспечим защиту, расширим торговлю. Что, разумеется, в наших же интересах. Но за этими боспорцами, согласись, нужен неусыпный присмотр. Поэтому, мой друг, я не могу дать тебе того, что ты, вне всяких сомнений, заслужил. – Кезон непонимающе уставился на него, и Нарцисс, не без удовольствия заметив его замешательство, пояснил: – Для отдыха найдем другое время. Ты незамедлительно вернешься в Таврику, передашь Лисандру заверения императора в дружбе и поддержке… и останешься там до полного завершения войны.
– К чему такая спешка? – все-таки не удержался от вопроса Кезон.
– Причина есть. Клавдий объединяет Верхнюю и Нижнюю Мёзии в одну провинцию. В связи с этим Галл отбывает в Империю, чтобы официально вступить в наместничество. Восьмой легион и вспомогательные когорты покинут Таврику вместе с ним. Пожалуй, они уже ее покинули, пока ты добирался в Рим.
– И кто тогда остался на Боспоре?!
– Достаточно сильный отряд под командой префекта Аквилы.
– А если Митридат…
– На случай возобновления военных действий, – перебил Кезона Нарцисс, – есть союзный Херсонес, армия, которую создаст Котис, и мы в случае необходимости перебросим свежие когорты. Отряд Аквилы нужен лишь для поддержания порядка при новом царе. Кстати, этот щекотливый момент я бы хотел обсудить с тобой подробнее.
– Что именно? Я не вхож ко двору Котиса.
– Зато будет вхож твой друг Лисандр. И еще, нам был бы полезен рядом с Котисом юный Лукан. Если Галл оставил его при Аквиле – хорошо. Если же он убыл в Мёзию с наместником, то нужно сделать так, чтобы он вернулся в Таврику. В любом случае этот мальчишка нужен нам в Пантикапее.
– Он уже не мальчишка, – поправил секретаря Кезон – Он завоевал авторитет в легионе своей кровью и ранами.
– Тем лучше. – Во взгляде Нарцисса появился блеск, который более чем хорошо был знаком Кезону и который – он знал это по личному опыту – ничего доброго не предвещал. – Я подумаю о том, как надолго привязать парня к Боспору.
Когда секретарь ушел, он какое-то время смотрел на противоположную стену комнаты невидящими глазами. Затем встал, убрал в сумку оставленные Нарциссом деньги и, засунув за пояс кинжал, решительно шагнул к двери.
Время близилось к ночи. И к Палатину Кезон добрался, когда она уже полностью вступила в свои права. Звезды горели ярко, как никогда, и он усмотрел в этом недобрый знак. Кезон уже догадывался, что должно произойти, но оставалась еще крохотная надежда, что он ошибается. Настолько крохотная, что он спешил как мог, боясь опоздать. Последние слова Нарцисса, а главное – его взгляд, были красноречивее любых выводов. Кезон поставил себя на его место и ужаснулся тому, что могло прийти в голову этому человеку. А ведь тот никогда не
