Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
– А я вот пришел пригласить на встречу вашего сына.
– А…хорошо, оставьте адрес, я ему передам.
А через неделю, там же встретившись мне, сказала строго и неподкупно:
– А почему вы утаили, что вы из тюрьмы? Я не разрешила бы сыну общаться с вами.
– Простите, а что предосудительного я себе позволил? Мы ходили на пикник, муж материной напарницы немного перебрал. Мы с Геной за руки оттащили его обратно домой. Он не сопротивлялся, не дрался. Послушно лег, три часа поспал и уехал восвояси.
Но она была непреклонна.
– Сами-то мы не пили, пригубили немножко за компанию, – начал было я, но, увидев, что она уходит – бросил. Вот на каких подступах женщины отметают все проблемы – подумал я, идя домой. То-то он производил впечатление большого ребенка – открытого, искреннего, но ребенка.
– Ладно, говорю матери, – вот не знаю, куда пойти.
– А что знать? Тебя Наташа приглашала на день рождения. Она единственная приходила, переживала, смотрела твои фотографии. А теперь ты к ней сходи.
Эту Наташу я года три не видел. Она не ровесница, а класса на два младше меня была и очень пиететно ко мне относилась с того времени, когда в седьмом классе я был победителем конкурса города по пению и меня посылали с учительницей на кустовое соревнование в Видном. Восторженно как-то относилась. А тут я не понял жанра. Отчасти мать меня завела, что она ждет– не дождется, чуть ли не с материнскими чувствами ко мне.
Или она подыгрывала, когда приходила? Теперь я попал в совершенно противоположную ситуацию. Причем долго не пони мал её.
Она устроила на свой день рождения в апреле смотр женихов богатой невесты. Ни много ни мало – была дочкой главного бухгалтера Подгороднего. Кто проявит себя, того я и выберу в ухажеры. А что? Я богатая невеста. Поборитесь за мое внимание.
Я хотел тишины и сострадания, а тут какофония претендентов.
«Ну, Выпхин, давай, чего ты наготовил к встрече со мной? Мы всё обсудим, насколько это серьезно? Давай, давай, коль пришел на амплуа соискателя моего сердца! Ах, это наверно так романтично – влюбиться в разбойника, который ночью вертит делами и судьбами! Его любовь меня манит, мне надоели мои одноклассники! Хочу разбойной любви!»
А мне рисовалось, что в тихой полутемной комнате я исповедуюсь ей, а она великодушно жалеет меня. За этот год, за безумства разбойной жизни, за все эти суды, милиции, следственные тюрьмы и наконец, зону.
Но никто не хотел считаться с тем, что я пришел как частный человек к частной женщине. Она во весь опор неслась со своей свитой, наверное, пробуя себя в жанре амазонки: «Сейчас мы объявляем конкурс на лучшего кавалера для нашей именинницы. Кто хочет потягаться, должен тянуть фант. На нем написано, что он должен сделать для соискания».
У меня был только один, как мне показалось, приемлемый путь, Я ведь только и делал на зоне, что выдавал и выдавал, чтоб не упасть, чтоб тебя не растоптали, чтобы ты в конце концов вернулся. У меня был один вариант – уйти в другую комнату этой двухкомнатной квартиры, и я надеялся, после беснования мы переговорим спокойно: мы нужны друг другу или нет?
Но там сидел телохранитель. Да, из её класса, из дзюдо-клуба, нахальный тип, который сразу начал меня стращать, что он не потерпит никаких вмешательств извне и она останется только в их кругу. Почему он не был за общим столом – я не знаю. Может быть, дифференциация компании была уже серьезная и не представимая для меня? Может, я держал их за детей, а тут такое разделение, даже если и половина его угроз ко мне – болтовня.
Я пришел отдохнуть, я не пришел сражаться. Теперь надо как-то выбираться отсюда. Мне показалось альтернативная форма ухода – потанцевать раза три-четыре подряд с ее подругой и уйти. Но и это оказалось глупейшее в этой ситуации.
За девушкой после первого танца пришел молодой человек. Они собрались и, ничего не сказав, пошли восвояси. Он зашел, оказывается, после работы, и она пошла вместе с ним домой, потому что у них была подана заявка на бракосочетание. И она ждала мужа у своей подруги. Всё по часам, никаких отклонений.
Мне не оставалось ничего, кроме как одеться и пулей выскочить без объяснений. Трижды провал. В этой компании на подъеме – оптимистичной, жаждущей иметь такую королеву, я был лишним, ненужным звеном.
Я очень жалел, что пошел на поводу у предложений матери. Мать вложила в Наташу свое представление о сыне. А у Наташи свой сюжет – выйти замуж. Как я этого не понял, зачем я туда ходил? Когда девушка добивается первого из равных – ей не до сожалений. А я свое отрыцарствовал. Так что мы не могли сойтись. А до сочувствия ей еще ох как далеко. То есть ни себя показать, ни добиться сочувствия от женщины мне не удалось.
Я чувствовал себя полной развалиной, которая тычется в надежде на сочувствие, но ничего не получает. Ужаснувшись этому обстоятельству, я поскакал в училище и вдруг ободрился: у меня кроме матери и рассыпавшихся теперь прежних знакомых есть училище! Да, только училище. Ну ладно, хоть оно, может быть, пожалеет меня?
– А… вернулся? Молодец, – бодро и ласково сказал зам по учебной части Хиршман. – Давай мы с тобой так поступим. У Смыкова сейчас основной курс. Езжай прямо к нему, в помещение практики – знаешь где? Сразу и начинай. Успеха!
Деловой стиль, может быть, хорош тем, что не вляпывает тебя ни в какие излишние нюансы. И мне это понравилось.
Я взрыл порог первого этажа, там, где металличка, иду между станков на втором этаже.
– Привет! – сказал какой-то лысый хрен.
– Привет, – говорю.
– Ты в тюрьме был, мне сказали. Я тоже там был. Давай ты
