Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
— Как ты мог узнать обо всем? — не поверил Короуша.
— Ты должен благодарить лишь богов, что в твоем доме живут такие болтливые слуги. Тар, — гость окликнул своего раба. — Как имя твоего приятеля, с которым ты познакомился вчера на рынке?
— Като. Его звали Като.
— У тебя ведь есть такой раб?
Позвали Като. Расспросили, выяснилось: все правда. Короушу стало неловко за свою горячность и подозрительность. Вдвоем ловчие стали вместе думать, кому было выгодно свернуть птице голову.
— А знаешь ли ты, кто до тебя был у Надин-ахе ловчим? Знаком ли с ним? Отчего его прогнали? И жив ли он вообще? — спрашивал Галбэхэр.
— Слышал, что он был крутого нрава, перечил самому наместнику, оттого однажды и поплатился местом. Но голову свою сберег. Присматривает за старыми птицами, которые больше не охотятся.
— Значит, он, кто же еще.
— И что же с того? Как мне теперь загладить свою вину перед наместником?
— Повинись. Скажи, что видел его, что пытался схватить, но тот убежал. А главное, что все два месяца ты пытался найти Закуту достойную замену. И раз письмо к Син-аххе-рибу все еще у тебя, дело поправимое.
— Твоя птица слишком дорогая. Откуда у меня столько золота…
— Пустое. Ты расплатишься со мной, когда поступишь на службу к царю. Вернешь все с лихвой. Не беспокойся. Но послушай моего совета. Бери беркута и сейчас же ступай к наместнику. Ты и так потерял достаточно времени.
— Ты настоящий друг! — горячо благодарил гостя Короуша.
Он попал во дворец еще до наступления сумерек.
Надин-ахе принял ловчего сразу, немало удивившись его появлению. Не гневаясь, но очень холодно выслушал путаный рассказ, представленный в оправдание, и лишь заметил, говоря о старом ловчем, обвиненном в преступлении: «На него это не похоже. Хотя… хотя… людям свойственно меняться». Затем подошел к клети, которую ему принес Короуша, сорвал с нее покрывало. Зацокал языком. Впервые за все время улыбнулся:
— Знать бы еще, что он так же хорош на охоте, как Закуту… Дай мне его подержать.
Короуша осторожно открыл клеть, взял беркута и передал его наместнику. Надин-ахе бережно снял колпачок. Птица, несколько раз взмахнув крыльями, впилась ему в руку когтями, немного оцарапав кожу.
— Красавец! — оценил беркута сановник. — С подарком царю повременим. Хочу сам опробовать его в деле. Отныне твой дом будут охранять. А этого старого пройдоху, ответственного за смерть Закуту, найдем и допросим… Ступай и ни о чем не беспокойся. Ты поступил правильно, что пришел ко мне, а не сбежал, не стал прятаться.
На следующее утро Короуша проводил ловчего, знавшего его отца, до самых стен, пожелал ему счастливого пути, обещал найти в Ниневии, как только устроится на службу к царю, а если не получится, отблагодарит, так или иначе, за доброту и заботу. Вернувшись же домой, ловчий почувствовал недомогание и слабость. К вечеру у него начались понос и рвота, от боли стало сводить живот. Напуганная жена послала за лекарем.
Вместо него появилась стража, которая выволокла едва живого полуголого Короушу на улицу, потащила во дворец. Жена все время шла следом, умоляла пощадить, грозила гневом наместника, словно кто другой мог отдать подобный приказ.
Один из стражников, сжалившись над несчастной, посоветовал:
— Возвращайся к детям! Уходила б ты из города, пока тебя не хватились, чтобы выведать правду. Наш господин при смерти.
Ночью оба — и Короуша, и Надин-ахе, — один на голом полу в сыром подвале, другой на мягкой перине, стали задыхаться, мочиться кровью, биться в судорогах, никого не узнавали.
Первым — через двое суток — умер наместник. Днем позже — его ловчий.
Еще через сутки умер беркут. Придворный лекарь, осторожно изучив птицу, нашел на ней остатки высушенного яда, нанесенного на крылья в виде мельчайшей пыли.
* * *
За три недели до начала восстания.
Ассирия
Царский гонец нагнал Аби-Раму, когда до Изаллы оставалось всего день пути. Син-аххе-риб позвал наместника на заседание Большого Совета: потребовал бросить свиту и, сменяя лошадей, поторопиться в столицу, чтобы успеть в срок. Большего посланнику знать не требовалось, но когда его приняли как дорогого гостя, поселили в роскошном шатре, накормили и напоили вдоволь, — в застольной беседе он рассказал по секрету кравчему Ардэширу, что переполох поднялся сразу после того как в столицу пришли вести о насильственной смерти трех наместников. Жречество потребовало встречи с царем, самые влиятельные сановники в полный голос заговорили, что страна скатывается к хаосу. Син-аххе-риб с тяжелым сердцем согласился с их мнением и разослал гонцов во все стороны света, желая собрать в Ниневии тех, от кого зависела судьба Ассирии.
— Он всем доволен? — поинтересовался Аби-Рама у кравчего, когда тот вернулся от гонца.
— Абсолютно. И сейчас спит как младенец. За сутки он сменил шесть лошадей. Двух и вовсе загнал.
— А имена… Он назвал имена погибших?
— Зазаи, Надин-ахе, Ша-Ашшур-дуббу… все — сторонники Ашшур-аха-иддина, — осторожно напомнил Ардэшир.
— Возвращайся в Изаллу. Передай приказ рабсарису Джэхэну собирать армию, не менее пяти тысяч легких пехотинцев, две тысячи тяжелых. Пускай загонит всех в казармы и ожидает приказа. Войско может мне понадобиться в любой момент.
— Мой господин отправится в Ниневию только в сопровождении конных воинов? Разумно ли это в такой момент?
— Чего мне бояться? — усмехнулся Аби-Рама. — Я же не стелюсь перед Ашшур-аха-иддином. Хотя, может, ты и прав, следует быть осмотрительнее. Скажи Джэхэну, чтобы посадил на коней две сотни и отправил их ко мне в Ниневию.
Ардэшир был дома уже следующим вечером. Прежде всего он позвал Джэхэна и передал ему приказ наместника, после чего занялся наведением порядка во дворце: раздал поручения, отчитал нескольких слуг, двоих из них приговорил к порке, в наказание за плохую работу поимел прямо на кухне служанку, которая ему давно нравилась. Устав от дел праведных, Ардэшир вернулся к себе и блаженно растянулся на широком ложе с мягкой периной. Однако стоило ему закрыть глаза, как из глубины комнаты, из полумрака, к нему вышел новый повар, заговоривший с ним так, словно это он носил имя Аби-Рама.
— Почему ты не сообщил мне о гонце и о том, что наместник вернулся в столицу?
Ардэшир вздрогнул, поспешно сел на ложе, испуганно посмотрел на юношу.
— Не успел. Так много всего сразу навалилось.
— Мой господин будет тобой недоволен.
— Нет, нет, не сообщай ему, пожалуйста, о
