Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
— Ну-ка подойди ко мне, жалкий уродец! — возмутился Зазаи.
Схватив евнуха за ухо как щенка, он вошел в покои супруги, где швырнул бедолагу на пол и сказал со смехом:
— Ты только посмотри, дорогая, чем занимаются твои слуги!
Мара с первого взгляда догадалась о причине такого возбуждения и, конечно, разозлилась на Зэрэзустру за кражу, а еще за то, что он едва не лишил ее счастья. Но, надеясь все исправить, приказала заняться с ним любовью своим танцовщицам, по очереди. Мужа она привлекла к себе, обнимая, целуя, заставила выпить вина из кубка и, наблюдая за тем, как изнывает от желания и боли евнух, стала нашептывать нежные слова тому, чьей любви она так долго и упорно добивалась.
Очень скоро супруги совсем забыли о несчастном Зэрэзустре, разоблачились, и уже слились в объятиях, как их идиллию нарушил женский визг.
— Что такое! — зло повернулась к девушкам Мара.
Обессиленный Зэрэзустра лежал на полу, рвал кровью и желчью, в крови был и его половой орган, при этом живот евнуха раздулся так, будто он проглотил пару арбузов.
— Что с ним? — не на шутку испугался Зазаи.
Мару как осенило — она бросилась к несчастному слуге, стала перед ним на колени и принялась выспрашивать то, что и так прекрасно знала:
— Это все зелье?
Евнух, силясь ей ответить, часто-часто заморгал, а затем вдруг изрыгнул фонтан рвоты и забился в судорогах.
— Ты подлила мне какой-то отравы? — побледнел наместник.
Мара оглянулась на мужа, посмотрела на Зэрэзустру, снова на мужа, поняла, что времени совсем не осталась, упала на колени и стала вымаливать прощение.
Зазаи немедленно послал за лекарем. Но когда тот пришел, наместника уже знобило, а лоб покрылся испариной. Жрец пустил господину кровь, попытался отпоить его молоком и травяными настоями, но через час стало очевидно, что все напрасно.
— Мару похоронить со мной, — отдавал Зазаи последние распоряжения министру двора, все еще сохраняя ясность мысли, — и чтобы обязательно живьем. Колдунью, у которой она покупала зелье, найти и выяснить, кто за этим стоит. Сначала обо всем доложите Закуту. Затем Син-аххе-рибу… А теперь подведите мне наложницу. Я хочу умереть так же, как и этот евнух.
* * *
За три недели до начала восстания.
Ассирия. Провинция Аррапха
Короуша не нашел того, кто погубил его беркута. И не зная, что делать, как поступить, чтобы не навлечь на себя гнев наместника, ловчий спрятался ото всех, кроме жены, распространив слух, будто он отправился в Ниневию. Надеялся впоследствии сослаться на разбойников: напали в дороге, ограбили его, убили птицу.
Жена все это время уговаривала: надо бежать, пока не поздно, ведь никто не знает, как поступит Надин-ахе, когда обо всем проведает.
«Бежать? Как! Как ты можешь такое говорить! — вскричал муж. — Что будет с моим отцом? Да и куда нам податься? Где найти надежное убежище, чтобы скрыться от гнева наместника?!»
Спустя два месяца о пропаже ловчего во дворце Надин-ахе заговорили в полный голос.
В дом Короуши как-то под вечер пришел начальник стражи, поговорил с хозяйкой. Получил подтверждение, что ее муж отправился в Ниневию. Жене даже пришлось заплакать для убедительности.
— Мне жаль это говорить, но в столице он не объявился. Никто о нем там не слышал, — сказал стражник, и, подумав, добавил: — Боюсь, тебе надо готовиться к худшему, женщина.
После ухода гостя Короуша поговорил с женой и таки решился бежать, как только рассветет. Рано утром он разбудил жену, сказал ей приготовить завтрак, сам долго и тщательно умывался, а когда сел за стол, целую вечность бесцельно смотрел перед собой, словно не видя поставленной перед ним похлебки и овсяной лепешки.
Короуша думал: стоит ему выйти за порог, как наместнику тотчас доложат, что ловчий всех обманул, ослушался приказа и никуда не поехал, да еще скажут, мол, проиграл в кости дорогую птицу.
«Только бы добраться до городских ворот, а потом меня никто уже и искать не станет. Все уверены, что мои останки лежат где-то на полпути к Ниневии, — подумал он, зябко поежился и подсел поближе к очагу. — Через какое-то время можно будет забрать семью… А куда ты собрался, бродяга? Кому ты нужен без серебра и чести? — его вдруг охватил ужас. — Так, может быть, лучше решить все одним махом? Убить жену, детей, покончить с собой, чтобы никто не мучился».
Неизвестно, до чего бы довел его этот приступ паники, если бы не стук в калитку, прозвучавший в это раннее утро по-особенному громко.
— Стража? — выбежала из дома жена.
— Нет. Стража ведет себя иначе…
Стук и в самом деле был скорее осторожным, нежели настойчивым.
Короуша пошел открывать, поднял засов, выглянул наружу. На улице, кутаясь в серый неприметный плащ, стоял высокий пожилой незнакомец, а позади него — раб с тяжелой поклажей. Увидев хозяина, гость приложил одну руку к груди и чуть поклонился, выражая почтение.
— Кто ты? — оглядывая пустынную улицу, недоверчиво спросил Короуша.
— Друг.
— Тогда почему я тебя не знаю?
— Разве не друзья помогают нам в трудные моменты нашей жизни?
Короуша настороженно осмотрелся: если незнакомец хотел выбрать время, когда его визит останется незаметным, это у него получилось. Так или иначе, а держать гостя снаружи было невежливо, и хозяину пришлось его пригласить в дом.
Мужчины сели за стол, жена принесла пива, горячих лепешек, фрукты.
«Не он ли пробрался однажды ко мне в дом, чтобы убить Закуту? Но тогда зачем он пришел? Чего хочет?» — размышлял хозяин, исподтишка наблюдая за гостем, который неторопливо ел скромное угощение.
— Кто ты? — настойчиво повторил свой вопрос Короуша.
— Меня зовут Галбэхэр.
Затем гость небрежно и немного лениво оглянулся на раба. Он все понял, и покрывало вмиг слетело с поклажи на землю. Под ним оказалась плетеная клеть, где на жердочке сидел беркут, куда больший по размеру, чем Закуту.
Короуша привстал от неожиданности, но затем, справившись с охватившим его волнением, вернулся на прежнее место. Рука легла на рукоять меча:
— Сначала ты пробираешься ко мне в дом как вор и убийца, чтобы извести моего беркута, а затем в качестве подарка приносишь мне другого?
Незнакомец не повел и бровью.
— Остынь… Все не так. Я понимаю твои чувства и поэтому не сержусь на тебя. Но я всего лишь ловчий, такой же, как и ты, который знал твоего отца. Мы дружили с ним еще во времена Саргона. Я тоже родом
