Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
Повар, прятавшийся за спиной кравчего, оказался сирийцем, это был полный рыхлый молодой парень с синими добрыми глазами.
— Как тебя зовут?
— Омид.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Давно ли ты служишь Арад-бел-иту?
— Полгода, мой господин.
«Небольшой срок. Скверно. И как после этого я могу ему доверять?» — размышлял наместник.
Аби-Рама всегда считал, что достаточно ему поговорить с человеком, посмотреть глаза в глаза, и станет ясно, опасен тот или нет, не замышляет ли чего недоброго. Повар же был либо труслив, либо очень застенчив, но в любом случае мало походил на убийцу. И все-таки было в нем что-то такое, что заставляло усомниться в его искренности, например то, как невинный взгляд сочетался с уверенностью в себе, которую, как ни пытался, не мог скрыть Омид.
— Я бы хотел поесть завтра какой-нибудь жидкой горячей пищи. Приготовь что-нибудь не очень жирное. Лучше — из мяса птицы. Поменьше специй, побольше овощей, — Аби-Рама, высказывая эти пожелания, поглядывал на кравчего, отметив про себя, что тот нисколько не ревнует его к повару, хотя, по сути, наместник никогда раньше не общался напрямую с теми, кто работает на кухне.
«Уж не знакомы ли они?» — осенила его догадка.
То же самое он сказал и своему телохранителю, когда кравчий и повар покинули шатер.
— Понаблюдай за ними обоими. Они кажутся мне подозрительными.
Аби-Рама встревожился бы еще больше, услышь он, как Ардэшир сказал Омиду, едва они оказались снаружи:
— Впредь будь осторожнее. Мне не сносить головы, если наш господин узнает, как ты здесь оказался…
* * *
За три недели до начала восстания.
Ассирия. Провинция Тушхан
Ша-Ашшур-дуббу, наместник Тушхана, весь день пребывал в прекрасном настроении. Без устали шутил и смеялся, помногу и часто ел, заливал в себя вино, словно в бездонную бочку, дважды звал к себе наложниц — двух прекрасных египтянок, доставленных в качестве подарка от его приятеля Набу-Ли, наместника Хальпу. После обеда долго спал в саду, развалившись на мягких подушках, а проснувшись, отправился кататься на колесницах за город, чтобы снова почувствовать себя живым. Этим утром лекарь сообщил ему замечательную новость: опухоль на правой ноге — величиной с крупное яблоко, тревожившая его в последние месяцы, — после сделанной накануне операции исчезла безо всякого следа.
Под вечер наместник позвал к себе министров, военного советника и первых жрецов; не для совета — дабы показать, что он здоров и полон сил, а еще чтобы никто не смел воровать, надеясь на его скорую смерть или немощь.
Ша-Ашшур-дуббу вызывал сановников по одному, не мигая смотрел в глаза, когда ему докладывали о состоянии дел, кивал, ухмылялся, словно не веря ни одному слову своих слуг, никого не ругал, но был тверд и рассудителен в принятии решений. Приказал разобраться с охраной караванов, осушить болото, провести перепись мужчин в возрасте от шестнадцати до сорока пяти лет, способных держать оружие, на случай если Син-аххе-риб отправится воевать и призовет ополчение из их провинции.
К ночи, почувствовав усталость, Ша-Ашшур-дуббу вдруг вспомнил, что не поделился последними новостями с женой, представил ее разочарованное лицо и улыбнулся:
— Дилшэд, дорогой, — окликнул он через плечо своего постельничего, сбивавшего в это время для него подушки, — скажи, чтобы позвали Каас. Хочу поговорить с ней о наших сыновьях, их дальнейшей судьбе.
«Наверное, уже успела меня похоронить, надеялась, что лекари не совладают с хворью и мне придется объявить наследником одного из ее ублюдков, — размышлял наместник, — рано обрадовалась…»
Жену он не жаловал, давно не спал с ней, лет семь или восемь; если терпел ее присутствие во дворце и вынужден был брать с собой на пиры к царю, то только потому, что она была подругой Закуту. Сыновей — двадцатипятилетнего Хэидэра и двадцатитрехлетнего Ходадада — боялся, видя в них угрозу своей жизни, поэтому и держал подальше от себя, поставив обоих во главе небольших гарнизонов на границе провинции.
Дилшэд помог господину раздеться, уложил в постель, накрыл одеялом, встал в изголовье.
Каас появилась в его спальне бесшумно, встала в дверях, покорно опустила голову: полная, рыхлая, но все еще красивая сорокалетняя женщина. Она, конечно, знала о том, как прошла операция, что надежды ее напрасны, а позвали ее лишь для того, чтобы унизить, но подыграла как могла.
— Мой господин, неужели это правда, что твоей жизни больше ничего не угрожает? — произнесла она с радостной дрожью в голосе.
— Кто? Кто распространяет эти нелепые слухи? — притворившись умирающим, спросил Ша-Ашшур-дуббу. — Посмотри на меня, разве ты не видишь, как я страдаю? Подойди ближе, моя любимая жена, мне тяжело говорить.
Каас приблизилась к ложу, подняла на мужа растерянное лицо, пустила слезу.
Тут Ша-Ашшур-дуббу не выдержал и расхохотался.
— Поверила! Поверила! — принялся кричать он сквозь смех. — Думала — все! Куда там! Я еще тебя похороню. И никогда — слышишь, никогда — ни Хэидэру, ни Ходададу не стать наместниками вместо меня! Пусть женятся, заводят детей, вот тогда и поговорим о том, кто займет мое место! Пусть наконец порадуют меня внуками.
Каас неожиданно улыбнулась, но так, что у Ша-Ашшур-дуббу холодок пробежал по коже.
— Так ты для этого меня звал, дорогой? Чтобы обсудить женитьбу наших сыновей? Тогда самое время.
— С чего ты решила? — вздрогнул наместник, услышав в этих словах скрытую угрозу. — Почему это самое время?
— Несколько дней назад я получила послание от царицы. Она сообщает, что хочет сосватать одну из дочерей Ашшур-дур-пании нашему сыну Хэидэру.
— Несколько дней назад? — возмутился Ша-Ашшур-дуббу. — И почему же я узнаю об этом только сегодня?
Он присел на постели и внимательно посмотрел на жену, черты его лица неожиданно смягчились.
— Всегда помни, что мне небезразлична судьба моих сыновей. А что сам Ашшур-дур-пания? Он что говорит?
— Он согласен, если только ты не будешь этому противиться.
— Ты шутишь, противиться! Породниться с царским кравчим и лучшим другом Закуту!.. Постой, но у него ведь есть и другие дочери. Ты не думала о том, чтобы пристроить еще и Ходадада?
— Думала, и обязательно устрою, если ты дашь свое согласие, — с улыбкой подтвердила Каас.
— Да согласен я, согласен, — довольно откликнулся наместник, и неожиданно сам для себя взял жену за руку.
По телу Каас пробежала дрожь.
— Ты знаешь, а я ведь и правда хочу внуков, — вздохнул Ша-Ашшур-дуббу.
Но смутившись своей слабости, он тут же стал выпроваживать жену, пожелал ей спокойной ночи, добрых снов, а когда за ней закрылась дверь, лег поверх кровати и задумался. Оказывается, — он и сам не верил в это, — в нем
