Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
Какие глупости, отмахнулся от собственных мыслей наместник. Ну, поженятся они, обзаведутся семьями, детьми… Мне-то с этого что?
Он вдруг вспомнил, как впервые взял в руки старшего сына, гордый собой, поднял его над головой, смотрел на Каас, от чьей красоты тогда нельзя было отвести глаз, и воздавал хвалу богам за подаренное ему счастье.
А ведь когда-то он действительно любил ее.
С этими воспоминаниями Ша-Ашшур-дуббу и уснул. Счастливый и умиротворенный.
Дилшэд, изучивший за многие годы сон своего господина, уверенный, что теперь его не разбудят ни гром, ни молния, обошел кровать справа, взял одну из подушек. И накрыл ею наместнику лицо, навалившись всем телом. Ша-Ашшур-дуббу проснулся, попытался сопротивляться, но усилия его были тщетны, и менее чем через минуту он затих.
* * *
За три недели до начала восстания.
Ассирия. Провинция Арпад
— И она не сомневается в твоей преданности? — Бальтазар недоверчиво посмотрел на старуху.
— А как иначе? Ведь это я помогла ей избавиться от соперницы и вернуть любовь мужа.
— Хм… избавиться от соперницы, допустим, дело нехитрое, а как ты справилась со вторым? — усмехнулся мужчина.
— Ты прав, это дорогое удовольствие… цыпа, цыпа, цыпа, — разговаривая, старуха кормила цыплят. Рассыпая по полу зерно и толченую скорлупу, она одним глазом следила за птицей, а вторым, не мигая, за дорогим гостем. — Это зелье сварить непросто: там и травы, и корнеплоды, и кое-какие грибы, даже ягоды, но самое главное — высушенный яд каракурта. Ведь что для мужчины главное? Чтобы то, что есть у него между ног, всегда стояло как кол. Последние три или четыре месяца Мара подмешивает это снадобье наместнику в вино. Зазаи наверняка уверен, что это она вызывает в нем такую страсть. То же самое средство я дам ей и в этот раз, но сегодня оно во сто крат сильнее, чем обычно.
Глаза Бальтазара стали неподвижными, взгляд — колючим.
— А ведь ты тоже озабочен этой бедой. Что, молодая жена все соки выпила?
— Беспокоишься о моем здоровье?
Старуха все поняла: что обидела, что потревожила свежую рану, и, не желая будить лиха, зная силу этого страшного человека, посмотрела на небо.
— Пойдем-ка в дом. Солнце уже высоко. Вот-вот проснутся соседи, а они у меня любопытные.
— Нет. Не пойду. Мне предстоит долгий путь назад. К вечеру надо быть в столице. Меня может хватиться царь… Промашки не случится?
— Не переживай. Ее евнух приходит после обеда, ближе к вечеру. К утру все будет кончено.
— Тогда до утра ты должна исчезнуть. Тебя станут искать по всей Ассирии. И новые враги, и старые друзья. И лучше тебе не попадаться. Отправляйся на север, в Хаттусу. Пересидишь там какое-то время.
Старуха тихонько и скрипуче засмеялась.
— Бережешь меня. Нужна я тебе еще… Только к чему мне так далеко забираться? Я найду где спрятаться.
— Делай что велено… Это тебе на дорожные расходы, на первое время, — Бальтазар снял с пояса тяжелый кошель, полный серебра, и бросил его старухе, ловко подхватившей кошель на лету. — В Хаттусе найдешь киммерийца Эрика, царского конюшего. Он даст тебе кров.
— Уж не к самому ли киммерийскому царю ты подбираешься, мой господин?
— Ты стала слишком любопытной, — нахмурился гость.
— А что еще кроме любопытства мне остается? Ведь я уже не та, что раньше, — в голосе послышалась обида.
— Ну, ну, довольно, Кара, — смягчился Бальтазар, впервые за всю их встречу назвав ее по имени.
— Значит, помнишь еще, как меня зовут.
— Я слишком многим тебе обязан, чтобы забыть, — уже намного тверже произнес он, быстро овладев собой. — Мне пора.
После этого Бальтазар не оглядываясь ушел, так, словно бежал из дома колдуньи.
Кара, проводив его взглядом, бессильно опустилась на деревянную колоду, стоявшую посреди двора и, вытянув перед собой морщинистые сухие руки, покрытые шрамами и ожогами, долго в них всматривалась, будто надеялась вспомнить, как они выглядели пятнадцать лет назад, когда их целовал Бальтазар, клянясь ей в любви. Подумала: «Бедный мальчик совсем испортился. Каким же чистым и наивным был он тогда! И что с ним сталось».
Тяжело вздохнув, старуха встала и пошла в дом, чтобы закончить зелье. Еще один любовный напиток. Сколько она себя помнила, все ее яды были так или иначе связаны с делами сердечными.
«Ох, чувствую, когда-нибудь я попотчую таким снадобьем и тебя, Бальтазар».
Евнух Мары по имени Зэрэзустра появился перед закатом, был, как обычно, насмешлив и нетороплив, попытался завести разговор:
— Долго готовить такое средство?
Кара, вручая алабастрон[43] с зельем, зашипела:
— Бери, что дают, и проваливай.
Евнух, всегда послушный и уступчивый, вдруг заупрямился:
— Сможешь приготовить такой же напиток для меня?
— Тебе-то зачем? — удивилась Кара.
— Так сразу и не объяснишь, — смутился евнух.
— Понятно. Пробовал моего снадобья?
— Совсем немного.
— Больше не смей. Я тебе отдельно приготовлю. Еще лучше.
Зэрэзустра стал евнухом в пятнадцать лет, и хотя к этому времени он уже попробовал женщину, после оскопления у него ни разу не возникало желания, пока под руку ему не попалось зелье, приготовленное колдуньей. После этого он почти сутки не мог избавиться от нежданно-негаданно свалившейся на него напасти. Тогда Зэрэзустра всерьез испугался, в первую очередь из-за болезненных ощущений, но понимая, какие перспективы это сулит, он готов был пойти дальше.
«Старуха непременно обманет. Ведь одно дело приготовить волшебный напиток для жены наместника, и совсем другое — для меня», — думал он по дороге во дворец.
На полпути Зэрэзустра не выдержал, бесстрашно отпил ровно половину зелья, и вдохновленно зашагал навстречу своей мечте.
Мара заждалась его.
— Что так долго?! Муж вот-вот должен прийти!
Она всегда тщательно готовилась к встрече с супругом. Полдня купалась в бассейне, так, что скрипела кожа, намащивала тело маслами и благовониями, наносила на лицо несколько слоев краски и белил, ближе к ночи накрывала богатый стол, требовала принести вино, которое сама выбирала на рынке, рассыпала по полу свежие лепестки роз, звала темнокожих рабынь — искусных танцовщиц. Не хватало только самого главного — чудотворного зелья, от которого ее муж пьянел быстрее, чем от любого хмельного напитка, таял, а главное, всегда хотел ее. Вот почему она поспешно вылила содержимое алабастрона в кубок, из которого любил пить Зазаи, даже не обратив внимания на то, что сегодня его намного меньше, чем обычно.
Зэрэзустре же госпожа приказала уйти, не обратив внимания на испарину, покрывшую его лицо, на тяжелое дыхание и выступившие на глазах слезы.
Наместник появился час
