Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
Офицеры раскинули раскладной стол, выставив на него небогатую снедь, состоящую из двух селёдок, круга колбасы, четверти буханки хлеба и небольшой банки, наполненной первачом. Разлили по кружкам, чокнулись за успех операции и выпили. Проскуряков попытался ещё было плеснуть, но Фёдоров лёгким движением руки остановил последнего.
– Подожди, прапорщик, мне ведь доклад ещё вечером делать подполковнику, а он трезвенник, даже запаха не переносит! Так что уж без меня.
– Все бы были такими офицерами, как подполковник, может быть, и победили бы большевиков, – лениво зевнув, изрёк поручик Талалайкин. – Плесни вон лучше солдатикам по глотку!
– Не стоит! Оставь до вечера, пригодится. Я после доклада зайду. Ведь завтра на фронт, а будем ли там живы, одному Богу известно.
– А ему теперича не до нас, вон его большевики как поносят! – ответил Проскуряков.
Пока офицеры вели свой неспешный диалог, группы, отправившиеся на разведку и поиски скрывшихся партизан, отойдя подальше от лагеря, не сговариваясь, останавливались и располагались на привал. Поглощая свои обеденные пайки, солдаты уже и не думали о дальнейших поисках. А кое-кто, не боясь близости командиров, даже разжёг костры. Но дым костров, конечно, не ускользнул от офицерских носов и глаз.
– Вот сволочи! Наверняка они далее трёх вёрст и не пошли! – саркастически изрёк Талалайкин. – Тайга большая! Где их сейчас искать, тут не токмо дня не хватит, а подишь ты, на цельный месяц застрять можно.
– В общем, так: докладываю подполковнику, что банды в указанном месте дислокации нет! – изрёк капитан. – И поблизости тоже. Похоже, они вообще ушли из нашего района, а за другие районы наш гарнизон не отвечает. Вот так! И чтобы перед подполковником разногласий между моим докладом и вашими разговорами не было, точка!
Вечером вновь собравшийся отряд погрузился в вагоны, и прибывший паровоз привёз их в город. Никто из командиров не обратил внимания на пахнувшие костром шинели солдат и исходивший от некоторых воинов запах самогона. А утром учебный батальон, разворачиваемый в полк, покинул окрестности Алапаевского района и двинулся на фронт, где началось весеннее наступление колчаковских войск.
* * *
Командиры партизанского отряда столкнулись с новыми трудностями. Утром Черепанов попробовал провести некоторые учебные занятия с расквартировавшимися в Ясашной бойцами, но, кроме молодёжного взвода Романа, никто не захотел подниматься. Многие из партизан, дорвавшиеся до домашнего тепла, полночи отмечали это дело с хозяевами, и им было далеко до идей командира с его учениями. Неохотно выходили из тепла даже те, кто на дух не терпел выпивок. Не для того они ушли в лес от военной службы, чтобы снова ее начать… Герман собрал командиров взводов, команд и комиссара с начальником штаба Ангеновым, который сразу начал жаловаться командиру, что никак не мог заставить ночью стоять на посту часовых:
– Полчаса постоят и смены требуют, а то и вообще уходят!
– Что делать… Мы имеем то, что имеем!
Решено было пустить слух, что по следам покинувших лагерь партизан движутся колчаковцы и надо немедленно уходить. Эту тактику было решено использовать, пока отряд окончательно не выйдет из зимней спячки и не превратится хоть в какое-то подобие боевой единицы. Взводу Федорахина под строжайшим секретом был отдан приказ отойти от лагеря и дать несколько нестройных залпов, взорвать по гранате, а оставшиеся командиры поднимут тревогу.
И это помогло! После выстрелов и взрывов наспех одетые партизаны стали выскакивать из деревенских изб и нехотя, с ленцой выполнять приказы командиров по занятию обороны. Около полудня, немного постреляв, партизаны покинули деревню и, снова приблизившись к Алапаевску, заняли большое село под названием Верхняя Алапаиха[44]. При отступлении у крестьян под расписку было мобилизовано несколько лошадей.
– Как, по-твоему, сгодятся они хотя бы ненадолго для строевой службы? – спросил Романа командир.
– Если только ездить! По сравнению со строевыми это клячи!
– Но нам сейчас не до жиру! Обучай ребят хотя бы на таких. А там понемногу будем работать с населением, может и получше обзаведёмся. В общем, конный эскадрон у нас к лету должен быть!
– Как получится…
– Постарайся, Роман.
В Верхней Алапаихе Черепанов собрал крестьян и, не церемонясь, объявил им:
– У нас есть сведения, причём пофамильно, о тех, кто участвовал в выдаче местоположения партизанской группы в 1918 году. Тех, кто при её разгроме были проводниками у белогвардейцев. Так вот… чтобы заслужить прощение, эти граждане должны добровольно дать в пользование Красной армии своих лошадей! После окончания военных действий кони будут возвращены либо будет выплачена денежная компенсация. В противном случае вас ожидает революционный трибунал.
В ответ начались слезные уговоры крестьян оставить лошадей для весеннего сева, что, конечно, им не помогло. И селяне, чувствовавшие за собой вину, хотя вблизи их села была вовсе не разгромлена, как утверждал партизанский командир, а только рассеяна большевистская группа подпольщиков, в конце концов пожертвовали десятком лошадей…
Из этого села всё тем же методом мнимого преследования противником отряд был поднят и тронулся в путь. Вместе с партизанами, записавшись в их ряды, село покинули и крестьяне, получившие повестки в армию. Пройдя полтора десятка вёрст, на сей раз отряд остановился в тайге, сделав временный лагерь. На следующий день Черепанову и начальнику штаба Ангенову удалось даже провести что-то вроде учений со стрельбой и штыковым боем, приспособив для него мешки, набитые соломой. Ее, конечно, тоже реквизировали у сердобольных крестьян… Держа людей в постоянном напряжении, Черепанов ещё три раза менял места дислокаций, то отходя к Нижнему Тагилу, то смещаясь в сторону Верхотурья, то опять возвращаясь в район алапаевских лесов.
Вскоре стало известно о начавшемся успешном наступлении армии адмирала Колчака. К фронту двинулись запасные части, поползли железнодорожные эшелоны и обозы с боеприпасами и провиантом. Вместе с тем стало известно о полыхнувших антимобилизационных восстаниях в Тюмени и в Туринске. Алапаевские партизаны также решили внести свою лепту в задержку наступления правительственных войск и оттянуть хоть каких-нибудь силы противника на охрану тыла. Посему в середине марта во время очередного привала Герман
