Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
Юань Лань и Шицзю скандалили битый час, но так ни к чему и не пришли. Наконец наставник барабанщиков решил восстановить справедливость и спросил у Эръюэ Хун:
– Мы уже долго спорим, а правды так и не выяснили. Ты хорошая девочка, скажи правду: ты касалась кисти, обмакнутой в киноварь?
Эръюэ Хун, ужасно взволнованная из-за поднятого ими шума, молча опустила голову. Похоже, это и было её ответом. Юань Лань бросила на Шицзю торжествующий взгляд, а Шицзю впилась в Эръюэ Хун ледяным взором, раздосадованная её никчёмностью; взмахнув рукавами платья, она тоже отправилась накладывать грим. Прочие зеваки, досмотрев весь этот спектакль и отметившись, разошлись; остались только те, кто был занят сегодня в представлении. Эръюэ Хун уже потащили было наказывать, но тут Лаюэ Хун громким криком остановил тех, кто намеревался провести экзекуцию, и, отвесив Шан Сижую несколько земных поклонов, взмолился:
– Хозяин! Молю вас, прикажите наказать меня вместо шицзе! Это всё случилось из-за меня!
Рука Шан Сижуя с зажатой в ней кистью остановилась, и он, глядя на себя в зеркало, проговорил:
– Так не пойдёт. Кто провинился, тот и должен получить наказание, с какой стати тебе терпеть наказание вместо неё? – Он пока что затруднялся с окончательным ответом.
– Потому что шицзе обращается со мной хорошо! Во всём мире она одна обходится со мной хорошо! Я не только готов получить удары палкой вместо неё, ради неё я готов и умереть! Хозяин, прошу вас, позвольте!
Лаюэ Хун, стоя на коленях, продолжал биться головой об пол без остановки. Чэн Фэнтай, чьё изумление словами Лаюэ Хуна сменилось жалостью к нему, опустил газету и поймал в зеркале отражение Шан Сижуя. От слов Лаюэ Хуна он оцепенел и, только когда мастер игры на барабанах окликнул его, медленно проговорил:
– По правде говоря, тут не может быть однозначного мнения, у каждого свои доводы, и истина так и останется скрыта от нас. Мы члены одной труппы, так к чему нам портить отношения друг с другом?
Эти его слова мигом изменили положение дел. Шицзю, хихикнув, неторопливо начала напевать какую-то песенку. Юань Лань со злости стукнула чайной чашкой по столу:
– Чья это ответственность! Чем дальше, тем расхлябаннее все себя ведут! Где чай?
Шан Сижуй обернулся к Эръюэ Хун и сказал:
– Иди и подай своей старшей сестре Юань Лань чай, да сделай это со всем уважением к ней, поклонись до земли, скажи, что ты ещё молода и в жизни ничего не смыслишь, попроси сестру Юань Лань быть к тебе снисходительнее.
Эръюэ Хун сделала всё в точности, как ей велел Шан Сижуй. Протеже Шицзю избежала побоев, и та почувствовала себя уважаемым в труппе человеком. Юань Лань, которой Эръюэ Хун отвесила земной поклон, тоже восстановила своё достоинство и больше ей не докучала. Подобное решение проблемы и впрямь выглядело весьма уместным. Чэн Фэнтай отметил, что Шан Сижуй вовсе не похож на того беспомощного хозяина труппы, каким его выставили в газете, однако, отчего Шан Сижую было лень как следует заведовать делами, он так и не понял.
Лаюэ Хун продолжал стоять на коленях, и Шан Сижуй, очень серьёзно на него взглянув, сказал:
– Как бы хорошо к тебе ни относились другие, это не может считаться подлинной добротой. Только когда ты сам хорошо к себе относишься, это и есть истинная доброта. Понимаешь?
Лаюэ Хун остолбенел, а затем кивнул. Шан Сижуй знал, что он ничего не понял, он ещё слишком молод, ещё не испытал страданий, не вкусил горечи жизни, его ещё не ранили и не обманывали, так как он мог понять?
Шан Сижуй сказал:
– Хорошо. Поднимись. И проводи свою шицзе домой.
Шан Сижуй был невесел, каждый раз, когда ему приходилось вспоминать дела прошедших дней, связанные с Цзян Мэнпин, на душе у него становилось нерадостно. Когда он закончил кланяться зрителям после представления, Чэн Фэнтай уже ждал его в гримёрке. Сыграв в спектакле, Шан Сижуй несколько повеселел. Они болтали о всяких пустяках, пока остальные не разошлись, тогда Чэн Фэнтай, встав за спиной Шан Сижуя, с холодной усмешкой спросил его:
– А? Так когда другие относятся к тебе хорошо, это не подлинная доброта, так получается? – Он запомнил эти слова.
Шан Сижуй улыбнулся:
– Доброта второго господина ко мне, безусловно, настоящая.
Чэн Фэнтай улыбнулся в ответ:
– Оказывается, Шан-лаобань хорошо понимает отношения между людьми, почему же ты пренебрегаешь своими обязанностями хозяина труппы?
Шан Сижуй возразил:
– И вовсе я не пренебрегаю! В то время когда эта… – Шан Сижуй замялся, а Чэн Фэнтай произнёс «угу», показывая, что он понял, кто стоит за «этой». – Когда эта стояла во главе труппы – ха! – ей до всего было дело. Даже супружеские перебранки её заботили, и чем дальше, тем больше становилось ссор, тем глубже становилась неприязнь между всеми. Её опыт стал мне предостережением, лучше уж совсем ни во что не вмешиваться. Вспыхивает ссора – я наблюдаю и выслушиваю обе стороны.
Чэн Фэнтай заметил:
– Эдак ты перегибаешь палку в обратную сторону. – Шан Сижуй всегда отличался горячностью и крайностью в своих поступках. – Ты не боишься, что однажды они поссорятся так сильно, что труппа развалится?
Шан Сижуй слегка вскинул голову:
– Пока я здесь, этому не бывать!
– Ты так в этом уверен?
Конечно, Шан Сижуй был в этом уверен, он не стеснял членов труппы в средствах, и такие актрисы, как Юань Лань, Шицзю и прочие уважаемые шисюны[132] и шицзе, отдавали труппе тридцать процентов выручки, себе оставляя семьдесят, а делиться доходами от частных выступлений и вовсе не требовалось. В какой театральной труппе такое возможно? К тому же зрители слушали их, поскольку они принадлежали к «Шуйюнь»; без труппы «Шуйюнь» Шан Сижуй по-прежнему останется
