Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
Рабат показал на Бэбэка: а он?
Гиваргис усмехнулся и бросил вавилонянину, смотревшему на него как на врага, меч только что убитого им киммерийца.
Подхватили сотника под руки, поволокли огромное тело к лошадям.
Пока усаживали его на коня, садились сами, шум привлек сюда второго дозорного.
Киммериец вырос, словно из-под земли, что-то выкрикнул на своем языке, бросился к ним с секирой наперевес, но слишком опрометчиво, совершенно не заботясь о защите. И Гиваргис немедленно воспользовался этим, швырнув в него меч. Тот сделал в воздухе три неполных оборота, легко пробил кожаный доспех и вошел в грудь по самую рукоять.
Лошади испугались и заржали.
— Ходу! Ходу! — прикрикнул Гиваргис.
К тому времени, когда Бэбэк разрезал веревки, киммерийцы были уже на ногах. И сражаясь один против окруживших его врагов, он, невольно, дал возможность беглецам уйти от погони. На этот раз Гиваргис все рассчитал верно.
22
За месяц до начала восстания.
Столица Ассирии Ниневия
Маленькая Шадэ, которой исполнилось всего шесть, в отсутствие отца обычно засыпала в постели матери. Устроившись у нее под одеялом, девочка всегда ждала какую-нибудь сказку:
— Мама, а ты знаешь историю о коршуне и кошке? — спросила она в этот раз.
Шели задумчиво улыбнулась дочери, ласково потрепала ее мягкие пушистые волосы и сказала:
— Знаю. Но это очень грустная история.
— Мне грустно. Папа опять ушел воевать… А я по нему скучаю…
Шадэ была самой младшей и самой любимой дочерью сотника, и она это чувствовала.
Этим утром Шимшон, Варда, Гиваргис и оправившийся от ран Нинос покинули родной дом. Царский полк под командованием Ашшур-ахи-кара ждали в Аррапхе. Наместник этой провинции Надин-ахе собирал там войско, чтобы усмирить мятеж на границе с Манну.
— Папа скоро вернется. На этот раз скоро… А от кого ты слышала эту сказку? — спросила Шели.
— От нашего раба, египтянина. Он знает много сказок, но они все грустные. Не такие веселые, как у тебя…
Заметив, что на детские глазки наворачиваются слезы, Шели неуверенно запротестовала:
— Давай я лучше расскажу тебе о маленьком ослике, который обманул волка?
— Нет, — заупрямилась Шадэ. — Я хочу о коршуне и кошке.
— Хорошо… Слушай… Там, где кончается степь и начинаются горы, покрытые лесом, стояло огромное дерево. В его пышной лиственной кроне свил гнездо коршун, а внизу жила кошка с котятами.
— С котятами такими же, как у нашей Зиры? — поинтересовалась Шадэ.
— Да… Вот только наши котята всегда накормлены, никого не боятся…
— Потому что Зира переловила всех крыс…
— Да, потому что Зира переловила всех крыс в доме… А еще потому, что им никто не угрожает. Потому что мы их защищаем. А этих котят могла защитить только их мама…
— Рассказывай! Рассказывай! — нетерпеливо попросила Шадэ.
— Кошка боялась, что коршун погубит ее котят, и поэтому не оставляла их надолго без присмотра, а коршун опасался за своих птенцов, ведь кошка могла взобраться наверх по дереву, пока он охотится. Поэтому обе семьи жили впроголодь…
Ближе к полуночи, когда все уже спали, Шели незаметно вышла на улицу. Она много раз изменяла мужу, но впервые собиралась провести с кем-то ночь вне дома, это и пугало ее, и будоражило воображение. А тут еще эта сказка, которая почему-то так ее зацепила, взяла за живое. Может, потому, что эту сказку накануне ей рассказал Шумун.
«Что за странное совпадение», — пугаясь нехорошего предчувствия, думала женщина.
Шумун, в свою очередь, услышал эту сказку из уст Бэл-ушэзибу во время его прогулки с царем по дворцовому парку. На следующий день Син-аххе-риб поведал ее Арад-бел-иту, которого хотел приободрить, а еще — удержать от мести.
— Не думай о том, что тебе изменить не под силу. Такова воля богов. Ты молод, силен и возьмешь себе еще не одну жену. У тебя обязательно будет сын. И как бы там ни было, тебе быть моим соправителем, а не твоему брату, — сказал сыну Син-аххе-риб, впервые подтвердив вслух свое решение о престолонаследии.
«Однажды коршун слетел вниз и сказал кошке: нас и наших детей ждет голодная смерть, если мы не станем доверять друг другу. Давай поклянемся перед лицом великого бога Ашшура стать добрыми соседями. Того же из нас, кто нарушит это обещание, пусть ждут погибель и бесчестие»…
Арад-бел-ит выслушал сказку с почтением, но невнимательно: его голова была занята совсем другим. Прошел почти месяц с тех пор, как он поручил Набу-шур-уцуру найти нити, связывающие смерть младенца со сторонниками Закуту. Однако все оказалось впустую. Меньше ли от этого стало в его сердце ненависти к врагам? — скорее, наоборот.
Телятина попадала к столу царевны Шарукины сразу с пастбищ, расположенных в окрестностях Ниневии. За стадом из двух тысяч отборных коров следили царские пастухи и стражники.
Иногда Шарукина была не прочь полакомиться мягкой свининой; свинарник находился на хозяйственном дворе дворца Арад-бел-ита, куда не мог прокрасться никто из посторонних. То же самое можно было сказать и о птичнике.
Золотую форель ловили далеко в горах, куда надо было добираться не один день. Затем ее под усиленной охраной везли в Ниневию, во дворец принца. Искусный повар делал из нее уху и еще две десятка рыбных блюд.
Все пробовали, все проверяли, все были здоровы.
Допрашивали садовника, откуда брали плоды и ягоды: не было ли в них чего-то такого, что могло бы изменить исход беременности. На третий день он умер под пытками, ни в чем не признавшись. Взяли под стражу охрану царевны, выспрашивали, кто проходил к ней тайно, или слишком часто, или кто показался подозрительным — по этому пункту обвинения арестовали еще сто человек. Тех, кого можно было, взяли среди бела дня; тех, чей арест вызвал бы кривотолки, — выкрали тайно. Всех пытали, никто не сознался, всех умертвили. И все это время лазутчики Арад-бел-ита рыскали по всей Ассирии в поисках хоть какой-то зацепки, малейшего намека на измену.
Подозревали и повитуху. Она сбежала из дворца сразу после смерти младенца. Ее искали и среди живых, и среди мертвых — пропала бесследно. Но ведь она могла сбежать и из страха за свою жизнь, Арад-бел-иту это было понятно лучше других.
«Кошка и коршун принесли друг другу священную клятву жить в мире. Так началась для обоих родителей новая жизнь — спокойная, сытая, без прежних волнений и тревог. Каждый смело покидал свой дом, отправляясь за кормом для детей».
О том, что сотня Шимшона покидает Ниневию, Шумун, конечно, знал, хотя бы потому, что сам приложил к этому
