Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
— Не гневи богов! Двигайся вперед, или, клянусь, я убью тебя сам, — шутливо пригрозил Гиваргис.
Но боги и без того ополчились на Олборза. Дерево вдруг затрещало, ассириец испугался, рванулся вперед и сразу сорвался вниз. И хотя высота была небольшая, упал он неудачно, напоровшись спиной на острую рогатину, застрявшую между камней посреди ручья. Она проткнула его насквозь, не хуже копья, выйдя вместе с кишками наружу около пупка. От боли Олборз взревел как медведь, поднял глаза на товарищей, стал молить их о помощи.
— Чтоб тебя! Да заткнись ты! — прикрикнул на него Гиваргис, и красноречиво посмотрел на Бэбэка, кажется, впервые за все время спрашивая совета: «Что будем делать?»
— Не жилец он, — хмурясь, сказал вавилонянин.
— Оставим его? Может, отлежится, — понимая, к чему все идет, предложил Нэвид.
Олборз, между тем, попытался освободиться сам, но лишь причинил себе новые страдания, из-за чего принялся орать громче прежнего.
Гиваргис взял копье.
— Кто?
Он хотел, чтобы это сделал Бэбэк: это был его солдат, его подчиненный, но тот, вместо того, чтобы забрать копье, смалодушничал, отвернулся в сторону.
— Ладно. Если нет смелых…
Подойдя к краю обрыва, Гиваргис пробормотал:
— Чего же ты так орешь, сволочь, всех же погубишь…
И все-таки рука его дрогнула. Копье попало Олборзу в левый бок, оставило в живых.
Раненый на мгновение замолк, а затем стал поносить своих товарищей на чем свет стоит, обзывая их шакалами, гиенами, грязными собаками за то, что они хотели с ним сделать.
Хочешь не хочешь, а пришлось Гиваргису спускаться.
Увидев командира с обнаженным мечом, Олборз потянулся за своим, но поднять его не хватило сил. Понимая, что сейчас все закончится, он захрипел и, харкая кровью, сказал:
— Я буду молчать… Я не пророню ни звука…
— Ну да, пока я стою рядом…
— Нет, нет, я потерплю, пока вы вернетесь… Когда заберете меня…
Гиваргис медлил. Ему еще не приходилось убивать своих, вот так, словно жертвенных агнцев.
«Да кто он мне? Я ведь почти не знаю его. Так, видел несколько раз. Обжора… Вечно ходил с набитым ртом… Ветеран, а ведет себя как безусый юнец… Хуже женщины».
— Дурак, я одолжение тебе делаю, тебе бы умолять меня побыстрее покончить с этим, чтобы не мучиться, а ты… дурак…
Гиваргис сказал это совершенно беззлобно, отчего на Олборза эти слова подействовали отрезвляюще. Он наконец осмелился приподнять голову, чтобы взглянуть на свои раны, а когда понял, что все напрасно, что умирает, задрожал всем телом и попросил:
— Навести моих родителей. Они живут в Меште[40]...Поспрашиваешь, меня там все знают… Жениться я не успел… Собирался все… Тут у меня за поясом несколько дорогих перстней, возьми их. Один себе оставь, остальные родителям отдай… Они у меня бедные… Кончай… Нет, нет. Подожди…
Страх близкой смерти помог ему пересилить боль. Олборз запрокинул голову, и с минуту смотрел на верхушки деревьев, слегка раскачивающихся от ветра, на пасмурное небо, вспомнил дом, мать, ее горячие овсяные лепешки с молоком, отца, его строгий взгляд. Почему-то подумал, что легче было бы умирать под дождем. Набрав полные легкие воздуха, — боль снова пронзила его насквозь и вырвала стон, — он зажмурился и прошептал:
— Давай…
Хоронить его не стали, слишком торопились.
После этого ассирийцы шли все время берегом, пока не добрались до гористой возвышенности. Ручей в этом месте, словно играя с ними в прятки, уходил куда-то под камни.
— Пришли, — сказал Гиваргис; это были первые его слова после того, как он убил Олборза.
Бэбэк посмотрел по сторонам: за спиной лес, впереди почти отвесная скала, поднимающаяся на десять саженей, а наверху все поросло можжевельником.
— И почему они пройдут именно в этом месте, а не в каком другом?
Гиваргис, присев на камень, устало махнул рукой за спину, на узкую расщелину неподалеку, куда, казалось, и протиснуться-то нельзя.
— Подняться на плато можно только отсюда. Или им придется сделать крюк длиной в день.
Несколько минут отдыхали. Затем Гиваргис подозвал Нэвида и Дэру, обнял их за плечи, зашептал что-то обоим, они заулыбались, закивали, ушли к расщелине, скрылись из виду.
Гиваргис и Бэбэк остались вдвоем.
Первый, усевшись поудобнее, прикрыл глаза, задремал. Второй сторожил.
— Спасибо, что сделал это за меня, — вдруг сказал вавилонянин.
— Бывает.
Помолчали.
Потом снова заговорил Бэбэк.
— Прямо здесь и нападем?
— Ты же понимаешь, что нападать бессмысленно. Их больше, у них кони… а нас, ко всему прочему, стало на одного меньше. Нам не силой, а хитростью брать надо. Пока вы будете шуметь, камнями их забрасывать, я тем временем все сделаю сам.
Дэру вернулся один.
— А второй где? — поинтересовался Бэбэк.
— Нужду справляет.
— Нашел время и место.
— Мой приказ был, — сонно отозвался Гиваргис. — Увидят, что мы не таились, о засаде и не подумают.
— Ясно, — неловко пожал плечами Бэбэк, и снова обратился к Дэру: — Ну и как там?
— Вход узкий, как у молодой девицы, но потом нормально… два конника рядом пройдут.
Гиваргис пружинисто встал:
— Пора, они скоро будут. Разведчиков пропустите. В бой с ними не вступайте. Как только в ущелье войдут все конники, начинайте сбрасывать камни. А я под шумок Рабата и Хавшабу заберу и сразу подам сигнал. Вы после этого тотчас уходите, — сказал так, и повернул к лесу.
Там Гиваргис сделал надежный тайник, обсыпал себя опавшими листьями и, скрывшись ото всех, опять задремал — знал: проснется, как только придут киммерийцы. И, привыкший к опасности, ни о чем особенно не беспокоился.
Кочевники появились примерно час спустя.
— Великий бог Ашшур! Два десятка?! Их двадцать восемь! — пересчитал врагов Нэвид, осторожно выглядывая сверху из засады. Переглянулся с Дэру. Тот качнул головой: «Да уж, много, даже чересчур».
Во главе отряда ехал косматый старик, у его седла болтались головы четверых разведчиков Хавшабы, убитых киммерийцами этим утром, — военный трофей. Предводитель был настороже: напряженно смотрел по сторонам, выискивая среди леса и скал опасность, вслушивался в птичий гомон: не выдадут ли они чье присутствие, и время от времени, словно собака, принюхивался: нет ли где запаха костра.
Сколько раз он зарекался возвращаться в лагерь этой дорогой, сколько раз хотел поставить здесь дозорных, так нет же: то времени в обрез, то леность, то собственная беспечность — так ничем все и закончилось. Вот и приходится теперь вертеть головой, как филин, во все стороны, сердито думал старик. Успокаивал себя лишь одним: пустое, откуда тут взяться неприятелю, если все ассирийцы сидят по ту сторону реки Джейхан.
Родо едва не загнал коня, когда
