Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
Долго бродил, раскачиваясь из стороны в сторону, но никого не нашёл. Если это можно было назвать поиском. Матвей скорее боялся найти того, кого он сделал трупом. Наутро, как рассвело, поручик ещё раз прошёл вблизи того места, но снова не увидел ничего, что могло бы напоминать тело. Даже следов было не видно, ночная позёмка всё замела. «Ну и слава Богу!» – подумал. Но ведь Обухову всё же придется доложить…
На следующий рабочий день после бала Абрамов рассказал Ивану, что стрелял в Рудакова, приговор выполнил, но трупа не нашёл. Утром тоже не видел.
– Может, послать кого из солдат комендантской команды поискать? – робко спросил Ивана.
– Нашёл тоже, о чём переживать! Что там искать! Знамо дело, волки его съели. Отец ночью на улицу выходил, так вой ихний слышал. Голодно им ныне в лесу, поэтому к селениям приближаются! К войне тоже привыкают, – весело сказал Обухов.
«Нашёл чему радоваться», – подумал Матвей.
– Ладно… Ты, Матвей, на всякий случай помалкивай об этом, а то мало ли кто и что… Могут найтись лизоблюды, донесут! И тогда запахнет военно-полевым! В общем, знаем ты и я!
Не знал Абрамов, чему радовался поручик Обухов и почему он приказал приговор над большевистским шпионом выполнить именно ему. А если бы знал, то многое в судьбе поручика сложилось бы по-другому. Иван в душе торжествовал, что с начала братоубийственной войны не убил ни одного из своих земляков и даже из сограждан. Даже допросы он старался вести корректно, хотя иногда и выходил из себя. Но допрашиваемых сам лично не тронул ни разу! Где нужно было это делать, он легко мог поручить это мяснику Окулову, на то он и мясник. Сам он только один раз отхлестал нагайкой своего кума, да и то только затем, чтоб последнего не арестовали вместе с другими, принимавшими участие в реквизициях имущества купцов. Показал, что своего родича он сам наказал.
Конечно, он знал, что большинство подследственных, попадая после окончания его допросов во временную следственную комиссию, отправлялись на расстрел. Где-то в глубине души радовался Иван, что пока остаётся дома, а не уходит вместе с друзьями. «Может быть, не придётся стрелять в брата, непутёвого Иллариошку?» Хотя в первый момент, когда узнал, что брательник ушёл с красными, жаждал встречи с ним, чтобы как следует проучить и наказать. Но со временем это прошло, осталась только досада, что он с кровным братом по разные стороны баррикад.
Вот и насчёт Рудакова, законспирировавшегося красного шпиона, не было у него уверенности, стоит ли последнего «изолировать», как у бывшего начальника гарнизона назывался расстрел. Раскусил-то он его быстро, чем и был горд. А вот стоит ли расстреливать? Ведь Рудаков не принёс никакого вреда. Ни ему лично, ни армии, ни власти. И зная характер и психологию Матвея Абрамова, решил поручить ему эту «изоляцию». А вдруг у Рудакова появится шанс? Так пусть, если сумеет использовать этот шанс, спасётся! И у Ивана будет на душе легче. Крови пролили и так уже предостаточно. Хватит! А войне ещё конца-краю не видно…
Глава 9
Уход в партизаны
Роман Федорахин метался в жару. Он был в беспамятстве. Отчаявшаяся Васса, теперь уже молодая вдова, не знала, что с ним делать. Поехать к фельдшеру? Заплатить деньги? А может, обратиться за помощью к отцу?! Ведь она теперь вдова, и сама может строить свою жизнь…
Но всё разрешилось само собой. Буквально уже на следующий день Бучинин сам пожаловал к дочери в Верхний Яр. Выйдя на стук в ворота и узнав голос отца, Васса от неожиданности испугалась и никак не могла справиться с засовом. Потом вообще решила не открывать, прежде чем не поймёт намеренье отца.
– Что ты, Васка, руки отморозила, что ли? Отца родного в дом не пускаешь! Я ведь вон тоже замёрз! Какой мороз стоит!
– Тятенька, не гневайся, но я с ружьём встречу, если кто из властей пожалует. И вам его тронуть не позволю! Он умирает!
– Да ты открой и скажи толком, что случилось-то! Кто умирает?
Сам Бучинин не ночевал дома уже недели две, ездил по делам своей торговли зерном сперва в Камышлов, затем в Ирбит и вот теперь, возвращаясь, решил навестить дочь, недавно овдовевшую. Как известно, разведчик Георгий Тюсов доблестно погиб под Верхотурьем.
– Ромка вчера пришёл, весь замёрзший! Видимо, в проруби искупался. А сегодня в себя не приходит, мечется весь в жару, бредит! А тут Малашка в гостях была, говорит, что вечёр в Бучину из Синячихи ловить его приезжали, да не поймали!
– Дураки, значит, лопухи, что не поймали, если, конечно, хотели поймать! – изрёк Бучинин-старший. – А за что его ловили, не знаешь? Он ведь, говорят, у властей в городе служил?
– Не знаю, тятя…
– Должно быть, натворил что. Или дезертировал, – подумал вслух Бучинин. – Эх, мало мы его проучили! А тебя бы выпороть не мешало! Да ладно, показывай, где он? Пока он у нас, ничего ему не угрожает! А там посмотрим, выздоровеет или помрёт!
И Васса, подчиняясь успокаивающим словам отца, повела последнего в горницу.
– Надо же, ещё в горницу под образа положила! Вот за отцом, когда я умирать буду, так же будешь ухаживать, твою мать! – ругнулся отец.
– Что ты, тятенька! Такие, как вы, рано не умирают! Вон какой ещё молодчик! На свои пятьдесят и не тянете! Ведь наверняка в Ирбите у Фроськи-солдатки ночевали! А то я не знаю!
Это была любовница её отца. Слухи об этом пошли ещё с 1915 года, когда стало известно, что погиб муж Фроськи, младший брат одного из ирбитских торговцев. Поговаривали, что отец, куда бы ни уезжал, обязательно заглядывал на огонёк к весёлой вдове, почти ровеснице Вассы.
– Но-но! Ты говори да не заговаривайся! – буркнул Бучинин. – Да, плохи дела у Ромки! Не дай Бог отдаст концы в твоём доме! Ладно, я помозгую, что делать!
И выпив кружку горячего чая, тихо произнес:
– Поеду в Монастырское за фельдшером! Должок у него имеется.
И с этими словами направился на улицу. Закрывая за
