Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
— Ну, как вы его находите? — спросил художник.
— О , это чудесно!
— Я сейчас позову маму! — сказала Ханг и, не дожидаясь согласия, выпорхнула из комнаты.
Через минуту в приемную вошла мать, младшие сестры Фыонг и несколько продавщиц. Все наперебой восхищались портретом.
— До чего красиво!
— Как живая!..
— Спустись, Ханг, — сказала мать, — принеси бутылку шампанского и бисквиты. Человек работает с самого утра, а мы ему даже чаю не предложили.
Принесли шампанское. В приемной стало шумно. Хлопнула пробка. Тхань Тунг поднял пенящийся бокал.
— Разрешите пожелать вам здоровья, — сказал он Фыонг. — Портрет действительно удался, но все же уступает оригиналу...
Фыонг поблагодарила художника. Картина была почти закончена.
Смеркалось. Тхань Тунг сидел у себя в особняке и тянул коньяк, просматривая газеты с отзывами о последней выставке, когда в приемной раздался звонок. Он спустился вниз, включил свет и открыл дверь. На пороге стояла Фыонг. На ней был длинный жакет из фиолетового бархата, на голове легкий светло-розовый шарф, похожий на лепесток лотоса. При виде Фыонг Тхань Тунг окаменел. Он не верил своим глазам.
Фыонг сняла шарф и жакет, осмотрелась.
— Какая у вас поэтическая вилла!
Тхань Тунг что-то смущенно пробормотал.
Фыонг была в длинном темно-красном платье, плотно облегавшем ее изящную фигуру. Она прошлась по комнате, разглядывая картины на стене, потом подошла к окну и выглянула в тенистый сад.
— В Ханое не много найдется таких тихих и уютных уголков, — сказала она.
— Мне действительно посчастливилось приобрести неплохой коттедж. В жаркие дни с западного озера обычно дует прохладный ветер.
Приемная художника выглядела просто и вместе с тем изысканно. Даже табуреты в этой комнате были своеобразным произведением искусства. Настольная лампа, миниатюрные безделушки, вазочки для цветов, пепельницы, куколки, расставленные на столе, на камине, на полках, — все было привезено из разных стран в качестве сувениров. «Да, не то что у нас в уезде!» — подумала Фыонг.
— Вам не бывает страшно одному в таком большом доме? — спросила она, рассматривая японскую куколку.
Тхань Тунг улыбнулся:
— Но ведь только в таком уединении художник и может творить. Для нас страшнее всего семейный быт. Видимо, поэтому мы предпочитаем оставаться, как правило, холостыми.
— А где ваша мастерская?
— Наверху. Хотите взглянуть?
Просторная мастерская художника имела три больших окна, в каждой стене по окну, одна стена была глухая, и здесь стояло несколько мольбертов с незаконченными картинами. В одном углу был широкий диван, покрытый толстым ковром, какие ткут в северо-западных провинциях. На столе Фыонг увидела бутылку коньяку и две недопитые рюмки. Она подошла к окну. За садом, в темной глади озера отражалась сверкающая цепочка фонарей.
— Вы пьете коньяк? — спросил Тхань Тунг.
— Благодарю вас, для меня это слишком крепкий напиток.
— Тогда попробуйте французское шампанское. В Париже мне сказали, что ему более пятидесяти лет.
Тхань очень мило ухаживал за Фыонг: угощал ее вином, занимал остроумной беседой, он, словно павлин, распускал перед ней свой пышный хвост. Он знал много забавных историй, так не похожих на все то, что она слышала до сих пор, а вино, которое Тхань не забывал подливать в бокалы, делало их беседу все более оживленной. Сквозь легкое опьянение Фыонг видела, как ловко обхаживает ее этот красивый, породистый самец. Она невольно сравнивала его с мужем и чувствовала, как пробуждается в ней тайное желание. Оно поднималось в ней, словно проснувшаяся кобра, которая, подняв голову, разворачивала свившееся в кольцо тело.
Фыонг чувствовала, что она вся горит как в лихорадке. Ей казалось, что она раздвоилась, что рядом с ней сидит какая-то другая Фыонг, которая уже не владеет собой и не желает подчиняться ее воле. Эта вторая Фыонг, бросая кокетливые взгляды на художника, говорила так развязно, смеялась так игриво, что Тхань Тунг совсем потерял голову. Наконец он умоляюще прошептал:
— Фыонг!
Фыонг ничего не ответила, лишь громко рассмеялась. Тогда он опустился рядом с ней и стал целовать ее колени...
Фыонг вышла на улицу. Прохладный ветер окончательно отрезвил ее. Было уже за полночь. Она, не оглядываясь, пошла по пустынной улице. Шла она быстро, почти бегом. Голова была тяжелой, во рту — сухая горечь, в душе не осталось ничего, кроме стыда и отвращения. Ей было все противно. Никого не хотелось ни видеть, ни слышать.
На следующее утро, когда Тхань Тунг пришел закончить картину, он не застал Фыонг: она уехала из Ханоя. Картина так и осталась стоять на мольберте.
VIII
В средней школе на улице Иен-нинь началась большая перемена, почти все ученики высыпали во двор. Было девять часов утра. Преподаватели пили чай в учительской и отдыхали перед очередным уроком. В открытые ворота школы, ведя рядом с собой велосипеды, вошли двое молодых людей. На них были, как и вообще у всех учеников, длинные черные платья, пробковые шлемы и брезентовые туфли. Один из них вышел на середину двора и громко крикнул:
— Ребята! Послушайте, что мы вам скажем!
Те, что находились поближе, подошли, заинтересованные. А молодой человек продолжал взволнованным голосом:
— Мы, представители Антиимпериалистического союза молодежи, пришли, чтобы сказать вам: создан Единый антиимпериалистический фронт Индокитая для борьбы против французских империалистов, за независимость нашего народа!
Во дворе стало тихо. Тем временем другой парень достал из небольшой сумки пачку листовок и стал разбрасывать их по двору. Некоторые ребята испуганно попятились, боясь дотронуться до белых листков, но многие бросились подбирать их и стали тут же читать. А первый юноша продолжал:
— Японцы заняли уже Фонг-Тхань, рядом с индокитайской границей. Обстановка очень серьезная. Мы призываем вас вступить в ряды Антиимпериалистического союза молодежи!
Разбросав листовки, юноши быстро прошли сквозь толпу, вскочили на велосипеды и укатили. Все это заняло не более трех-четырех минут. Потом вдруг весь двор забурлил. Некоторые бросились поднимать листовки, спрашивали друг у друга о том, что такое этот Антиимпериалистический союз молодежи.
Коммунисты! Это слово, неизвестно кем сказанное, с быстротою молнии облетело всю школу. Из учительской выбежали перепуганные преподаватели.
Раскрылось окно в кабинете школьного надзирателя. Пожилой француз высунул голову во двор. Увидев, что там творится, он бросился вниз, подбежал к одному из учеников, который все еще держал листовку в руке.
— Что это такое? — закричал надзиратель по-французски. — Я тебя спрашиваю, что у тебя
