Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
Во время второго сеанса Фыонг была оживленнее. Да и Тхань держался более непринужденно. Он без умолку рассказывал Фыонг о своих заграничных путешествиях, мило острил и не раз заставил ее рассмеяться.
В перерыве Фыонг шутя сказала:
— Только прошу вас, не изображайте меня трехглазой!
— Что вы! Это будет один из лучших моих портретов. Мне приходилось рисовать многих красивых дам, — добавил Тхань Тунг самодовольно, — но, признаюсь, никогда я не рисовал с таким увлечением, как сейчас. Ваша красота особенная, ее не так легко передать.
— А мне казалось, что художнику все равно, с кого писать портрет.
— О нет, далеко не все равно. Ведь есть женщины, словно горлицы, а есть тигрицы.
— А я, наверное, похожа на сову.
Тхань Тунг рассмеялся, затем, решив блеснуть остроумным сравнением, сказал:
— Вы... Вы — феникс. Да, да! Настоящий феникс[27].
У Фыонг чуть заметно вспыхнули щеки, но лесть была удачной, она попала в цель.
— Видно, люди правду говорят: все художники — искусные льстецы.
— Простите, но я всегда говорю то, что думаю. Когда эта картина будет выставлена, вы сами услышите, как ее оценят.
Тхань Тунг снова взялся за кисть. Скоро, разгоряченный работой, он попросил разрешения снять пиджак и продолжал работать в сорочке с короткими рукавами. Он действительно весь был поглощен работой. Иногда он останавливался и, сдвинув брови, подолгу рассматривал свою работу, потом снова брался за кисть. Тхань Тунг был широкоплечий с мускулистыми, как у тренированного спортсмена, руками. Черты его лица напоминали скорее европейский тип. На лбу у него выступила испарина, но Тхань не обращал на это внимания. В комнате было тихо. Лишь время от времени слышался торопливый скрип шпателя по холсту. Наконец Тхань опустил руки и, прищурясь, с видом явного неудовлетворения стал разглядывать картину.
— Можно мне посмотреть? — спросила Фыонг.
— Прошу вас, не сейчас... — ответил Тхань каким-то неестественным голосом. Видно, что-то у него не ладилось.
Тхань Тунг был не лишен таланта. В своих первых картинах на шелке он нашел своеобразное, нежное сочетание тонов, сумел создать особый тип загадочной, мечтательной красавицы. С тех пор стали даже говорить «Красавица в стиле Тхань Тунга». Но слава будто сковала его творческий рост, нового он ничего не создавал и продолжал писать своих бесконечных красавиц на потребу богатым заказчикам. Счастливая находка, которая помогла проявиться его дарованию, постепенно превратилась в оковы, художник стал работать по шаблону. Правда, своих красавиц он рисовал все более искусно, но за внешней привлекательностью сквозило надоедливое однообразие. Однако на выставках его полотна продолжали раскупать нарасхват, а хвалебные отзывы газет окончательно вскружили ему голову, он поверил в собственную гениальность. Но вот он увидел Фыонг. Эта встреча вызвала у него желание создать новый шедевр, нечто совершенно отличное от всех его прежних работ. Он задумал изобразить женщину со сложным внутренним миром, познавшую в жизни мучительное разочарование. Вначале он лишь искал повод познакомиться с красивой женщиной, но потом работа над портретом увлекла его, а трудности еще больше раззадорили, заставили призвать все свои способности, весь опыт и творческие силы. Однако помимо своей воли он постоянно возвращался к привычному видению, к заученной манере письма, к застывшей гамме цветов. С другой стороны, в лице Фыонг было нечто такое, что ускользало от его понимания, что не удавалось передать на полотне, и художник вдруг в отчаянии понял, что его прославленный стиль оказался ложным, он не способен передать правду жизни.
Фыонг, разумеется, не могла знать всех этих мыслей и переживаний Тхань Тунга, однако она чувствовала, что художник не удовлетворен своей работой, более того, он очень огорчен. Фыонг передалось состояние художника, и она перестала подтрунивать над ним. Но вот Тхань Тунг отложил наконец кисть, снова стал вглядываться в портрет. Фыонг не выдержала и подошла к мольберту.
— О! Очень похоже...
Тхань Тунг покачал головой.
— Нет, это не то.
— Но почему вы не пишете на шелке? Мне так нравятся ваши картины на шелке.
Художник достал спички и неторопливо закурил сигарету.
— Это только эскиз. А потом я перенесу его на шелк.
— Значит, совершенство дается нелегко... — как бы самой себе сказала Фыонг.
На следующий день Тхань Тунг выглядел утомленным и одет был не так щеголевато, как в первый раз. В это утро у Ханг не было занятий в школе, и она попросила разрешения присутствовать во время сеанса. В ее глазах сквозило не только любопытство, но и восхищение. Шутка ли, она воочию видит знаменитого художника. К тому же в ее представлении все художники должны были быть обязательно гениями, людьми особенными, не похожими на других. Ей казалось, что каждый жест художника, каждый мазок его кисти полны величайшего смысла, что вся его работа отмечена печатью священного таинства. Опытный глаз Тханя тут же уловил, что делается в душе девушки, и это помогло ему вернуть утраченную было уверенность в себе. Он почувствовал, что у него вновь вырастают крылья. Теперь и слова, и движения, и даже его манера щуриться, когда он разглядывал полотно, все это незаметно изменилось, стало именно таким, каким их видели восторженные глаза Ханг. Казалось, что от Ханг исходили незримые токи, передавшиеся Тханю и менявшие его как художника и как человека. Теперь он накладывал краски уверенно и быстро, вызывая восхищение сидевшей рядом Ханг. Наконец девушка не выдержала: «Ой, как красиво!»
Восторженные возгласы Ханг действовали на художника как волшебная живительная влага — так оживает рыба, брошенная в воду. Теперь художник был доволен своей работой. Ему тоже нравился портрет, сделанный им. Сиреневые оттенки фона навевали грусть, и на фоне этой сиреневой дымки отчетливо проступал образ молодой женщины. Это, конечно, была Фыонг, но несколько идеализированная, полуреальная, полусказочная. Глаза ее были устремлены вдаль, и черные агатовые волосы, и нежная, чуть розоватая кожа, и едва приоткрытые губы, за которыми блестели белоснежные зубы, — все это придавало женщине какую-то благородную и сказочную красоту. Красота эта еще больше оттенялась черным бархатом платья, подчеркивающим стройное тело и мягкую линию груди. В руке женщина держала фиолетовый цветок — символ памяти.
Для Ханг изображенная на портрете сестра была прекрасней всех звезд экрана, которых она знала. Не в силах сдержать восторга, она крикнула:
— Фыонг, Фыонг! Иди-ка посмотри!
Фыонг подошла к мольберту. Лицо ее просияло. Да, это
