Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Я очень на отчима рассердился. Речь о музыке, а не о водке. Чего он такое говорит? Но им я ни одного слова не сказал, потому что от обиды мог расплакаться, а возражать не умел. Но мечта осталась. И когда нам выдали деньги за клубнику на Лапте (Красный лапоть – так дразнил народ этот совхоз) я поехал в «Детский мир» и купил там немецкую губную гармошку. Сделал по-своему. Жаль только, что никто в округе ею не владел. И я подудел-подудел в разные дырочки да так и оставил её, как тупиковый вариант своего саморазвития. Никто не помог научиться на ней играть. Не было таких. Так и пришлось её оставить.
Зато сейчас, как только отзвучали звуки моего любимца Штрауса «На прекрасном голубом Дунае» в исполнении двух девочек на аккордеоне, я сразу побежал домой, переоделся и погнал к Шумову, который мне был позарез нужен как молчаливый помощник в моих интеллектуальных потугах. Проверено на пленэре после второго класса. Да, побеждали мы с ним с ножичком и пилкой по бабысашиной горке, по второму карьеру и через мостик за Самынку, краем того берега, где поднимался березняк. Нашли корень под названием «человек» и отпилили сучок под названием «балерина». И еще много всяких замысловатых корешков, на что-то похожих сучков принесли ко мне домой и начали мастерить малую скульптуру. И начали с балерины, которая только прикидывалась простодушной и покладистой, когда мы там, в лесу, отпиливали этот сучок. Но у нее была одна нога. Нужно было приделать вторую. Но как только мы подставляли какой-нибудь сучок, она тут же всё выбрасывала. Оказалась строптивой, вздорной и своенравной. Все мои расчеты насчет второй ноги отвергла: ни маленькую ей не надо, ни большую, ни толстую, ни тонкую – вообще никакую. Я не мог понять, что ей нужна полетность ноги, чтобы она была как пьедестал для больших порывов. Получалось, я не мог дойти до её мечты, а она не умела быть со мной снисходительной. Поэтому я покрутил-покрутил её, да и бросил в угол. И как раз вовремя. Ну что мне делать, если из моих рук балерина выходит каракатицей?
За этим занятием и застал меня прибежавший ко мне Крезлап: «Ой, не могу, надо ехать, поскорее побывать там!» – «Да где же?» – «В соборе Василия Блаженного!»
А вот тут я понял друга. Мне и самому туда очень хотелось. Как нас учительница туда не повела? Да, говорю, едем. И, спросив у матери денег на билеты, мы погнали в город. От Белорусской до Маяковки гнали без остановки на своих двоих. Там зашли к его матери на работу. Она в туалете Военмина уже работала, рядом с кинотеатром «Москва». Конечно, для нас это были просто апартаменты. Пять позиций в списке оказываемых платных услуг: щетка обувная, одежная, полотенце, салфетки, дезодорант.
Мать спокойно отнеслась к нашему походу и покормила Крезлапа в отдельной комнате за стеклом и занавеской. Тот не отказался. Потом мы зашли к нашей дачнице Тане Павловой, в комнату, где они жили – выше знаменитого магазина «Колбасы». Таня обрадовалась нам, сразу начала наливать половником из большой семейной кастрюли две тарелки супа для поддержания такого большого похода. Ведь мы же никогда к ним не заходили до сих пор. Но я не смог есть ни в общественном туалете, ни в комнате у дачницы Тани и убежал на улицу. Я же ведь никогда не ел в чужом доме.
Через некоторое время приходят они. Крезлап там поел, а со мной Таня схитрила – сунула сделанный дома бутерброд с сыром. И мы пошли дальше до Кремля без остановок. Крезлап много болтал от избытка чувств после двух обедов сразу, а я молчал оттого, что мы проходили магазин «Радиотехника». Вторая работа отца, откуда он ушел и домой не вернулся. Я всегда помнил об этом. Ну а теперь самое главное, бурное, о Соборе Василия Блаженного.
Купив билеты, мы вошли, почему-то по кругу, в большое помещение. Внизу справа была церковь, слева были какие-то окна. В окнах была выставка оружия ХVI века, как сказал экскурсовод, времен взятия Казани. И первым себя нашел в этой ситуации Крезлап. Он начал бегать по кругу, мгновенно всматриваясь в окно с оружием – сабли, ружья, доспехи, потом отворачивался и бежал дальше. Он хотел трогать это оружие, а стекло не давало. Поэтому он делал так. Смотрительница не сразу прореагировала и разрешила ему два-три кружочка так пробежать. Сообразив, что он надирается на «кучу малу» в музее, смотрительница погнала его: «Хотите смотреть – смотрите! Нет – ступайте отсюда!»
Но как только мы пошли на выход во второе большое крыльцо, ближе к Спасской башне, и начали спускаться по лестнице, вдруг и я себя нашел в Соборе. На потолке крыльца – татарская восхитительная вязь из листьев. У русских такой нет или она пропала в древности. На светлом фоне (светлое небо?) очень декоративно, геометрически – округлые черенки листьев, внутри которых сам лист. И всё это бесчисленное число раз повторяется. Очень красочно, как покрывало. Сколько мог, я задирал голову вверх и медлил с выходом.
Глава 20. Сочинение
В класс вошла учительница русского языка и литературы и довольно миролюбиво сказала: «Как я вам и обещала, сегодня пишем сочинение на тему: «Вид из окна». Посмотрев за окно, положила свои ручные часы на стол и для вящей надобности сказала: «Пишем на время. Изложение и сочинение пишутся на время».
Мы все посмотрели в окно. А там была полная экологическая катастрофа, которую никто ликвидировать не собирался. И уж тем более объяснять учащимся, что это такое. Каждый на свой лад, молча, и я тоже, начали писать о том, что еще сохранилось, несмотря на экологическую катастрофу. Это был поместительный палисадник у стен школы с клумбой для цветов, деревянная изгородь, огораживающая школьный участок, дорога, идущая параллельно школьному зданию и изгороди, небольшая лужайка перед пожарным прудом, который звался «школьный». А далее все останавливались: «Как бы это определить и что бы про это написать?»
Но знания и понимание в этом вопросе остались на детсадовском уровне:
