Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Учительница сказала: «Я поставила тебе все четверки, включая и прилежание. А по рисованию ты можешь больше, но не прилежен. Попробуй четыре исправить на пять. Принеси что-нибудь нарисованное тобой».
Потом нам сделали культурную программу для выпускников начальной школы: свозили в детский театр на «Сомбреро», в ДДК на лекцию о книге, в Исторический музей и, наконец, в Архангельское.
В детском театре мне не понравилось, что какая-то тетя, играя мальчика, якобы знала, что мальчики думают. А я так совершенно не думал, как она говорила, и мне это не понравилось. Почему нельзя вывести на сцену мальчика, и он бы рассказал, о чем он думает? Тетя пусть про свои думы рассказывает. А мне они не интересны. Мальчики так не думают.
А в ДДК, несмотря на то, что кто-то стоял на сцене (я и не видел, кто там стоял), откуда-то из очень дальнего далека звучал невероятный голос сирены. Она так сладко рассказывала, будто пела. И во всё это неправдоподобное так хотелось верить, что после лекции я дошел до Белорусского вокзала вместе со всеми, сел в электричку, и только когда мы проехали несколько станций, я начал возражать сирене. Ну что она говорит, что все книжки, которые вам понравятся, мы вам дадим читать? Это же неправда! Попробуй в нашей библиотеке попросить книжку, которую ты хочешь. Тебе скажут – нету. Чего она говорит! А чтобы еще в городе Москве, где мы вообще никто, нам дали такие книжки? Смешно даже надеяться.
Конечно, Архангельское с нашим любимцем-географом не могло пройти для нас бесследно. Конечно, он привез нас туда имен но тогда, когда там выходные дни. А в третьем классе привозил на ледоход, которого не было. Правда, там была могила погибшего летчика. Её следовало мальчикам показать. Тут спорить нечего. Ну не двигались в тот день льдины, что тут сделаешь? А позвонить в Архангельское, оказывается, тогда было нельзя. Бог с ним, с этим музеем. Рядом с дорогой стоит театр ХVIII века, мы прошли, а нам его не показали. Только и удовольствия, что воды попили у колодца, придя по жаре из похода. А вот в Историческом музее нас обоих, Крезлапа и меня, отметила провиденциальность. Просто невероятно!
Приезжаем. Входим. Что-то начинает говорить экскурсовод в первом зале. Потом во втором, в третьем. Бах! Кинулись – нет Крезлапа. Учительница побледнела, говорит – ищите. Где-то здесь должен быть. Все кинулись на поиски. Искали-искали – всё без тол ку. Пока не дошли до самого начала. До первого зала. Там, как вы помните, на стене около входной двери нарисована сцена, где яко бы глупые древние люди глупого мамонта в яму загоняют.
Крезлапа нашли, уговаривали вернуться, но он выдергивал руки и стоял, как вкопанный. Сжимал кулаки. И у него был такой вид, что он сам готов хоть сейчас забросать этого мамонта камнями. Теперь ученые говорят, что всё было совсем не так. Но там нарисовано очень красочно и убедительно, что это было именно так. Он смотрел на картину и стоял до тех пор, пока сама экскурсовод и с ней учительница не подошли и крепко не взяли его за руки и не повели с того места. А все дальнейшие залы ему были не интересны. Он вёл себя тихо, спокойно.
А у меня – наоборот. Те волосатые, в звериных шкурах люди, которые бросались камнями в мамонта, оставили меня почти равнодушным. А вот когда мы пришли в зал ХVIII века и там была картина, где на черном фоне изобразили Пугачева, а из-за его го ловы другое лицо выглядывает почему-то. Екатерины II или наоборот? В общем, два портрета в одном. И я всё никак не мог понять, какова мысль художника? Что он изобразил? Ну хочешь двух людей изобразить – изобрази рядом. Зачем же голову одного над головой другого изображать? Мне было непонятно. И внизу вроде небольшой городок, под ним ленточка – Оренбург.
Но я не стал спрашивать у экскурсовода, зачем это. Вдруг и он не знает? Конфузливая ситуация будет и для меня, и для нее. Но потом она сама сказала, что художник хотел изобразить политическую проблему таким способом. Пугачев – кто он? Разбойник или царь? А царица? Украла, как тать, царство или всё-таки царица? И конечно, еще там стояла чернильница ХVIII века и гусиное перо в нее было вложено. Кажется, я стоял бы и стоял бы около этой картины, ничего другого бы и не смотрел. Но не в ущерб, конечно, экскурсии по всему Историческому музею.
На выходе мы с Крезлапом спросили учительницу: «А почему же нас не ведут вон в то нарядное здание?» Мы не знали, как сказать правильно про него. Такое странное здание. Ведь Исторический музей – величественное спокойное здание, а в том есть что-то детское или насмешливое. Учительница, может быть, переутомленная, излишне ответственно ответила нам: «Мы привели вас по программе в Исторический музей. А дальше – сами приезжайте, смотрите».
Мы, конечно, расстроились. Нам бы хотелось, чтобы еще туда нас сводили сразу. А если нет – поедем домой. Хотя каждый из нас помечтал – вот бы сюда вернуться!
Да, в школе нам выдали аттестационные листы. У меня, как уже сказала учительница, – все четверки. Пригласили нас на торжественный утренник в актовый зал. Там, когда сели, завуч зачитывал поздравления и награждал памятными подарками тех, кто преуспел в начальной школе, достойно проучился. На удивление, я услышал свою фамилию и какие-то абстрактные большие слова «За хорошую успеваемость», которую, уж точно, я сам к себе не прикидывал, ни от кого другого раньше не слышал. Но пришлось идти и получать книжку. Называлась она «Лесные поделки». И я сразу влюбился в эту книжку. Представляете? Лес – это не только грибы с моей второй мамой Асей. Но и всякие сучки, пни, коренья, в которых можно обнаружить сходство с человеческой жизнью. Один грустен, другой смеется. А потом еще герои книг. Ходишь по лесу и думаешь – где, из чего тебе взять Дон Кихота? А Россинанта? А Санчо Пансо? Такой подход к лесу меня очень удивил. Это было так неожиданно, что я, быстро перелистывая книгу, чуть было не пропустил главный номер утренника: две девочки из параллельного класса, в нарядных платьицах, с замысловато зачесанными волосами, подвязанными бантами, играли на трофейных, сверкающих красным перламутром аккордеонах какой-то прелестный вальс. И так захотелось пойти в музыкальную школу, что после утренника