Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов
Однако понял Молчанов и другое. Этот суровый, много навидавшийся в жизни мужчина обладал какой-то непонятной романтичной наивностью! Он тут же и безоговорочно поверил, что где-то и в самом деле есть несправедливо обиженный и лишённый трона царевич Дмитрий, которого хранит Господь для великих дел. И этот царевич нуждается в защите от врагов. Болотников был готов беззаветно служить этому царевичу.
Так что о том, чтобы самого Болотникова провозгласить «чудесно спасшимся», не могло идти и речи. Он бы никак на это не согласился! Да и отшатнуться мог бы от идеи! – смекнул Молчанов.
– Царевич сейчас скрывается от врагов! – доверительно сообщил он простоватому воителю. – Готов послужить ему?..
– Готов! – заверил тот.
И вот уже отряд авантюристов во главе с романтичным предводителем устремляется по направлению к Москве.
Во время похода воинство стремительно разрасталось. К нему присоединялись все подряд: рассеявшиеся по стране сторонники Лжедмитрия, опасавшиеся репрессий противники Шуйского, бежавшие из Москвы шляхтичи, не желающие утихомириться казаки, жаждавшие лёгкой поживы лесные лихоманы, разорённая затянувшейся Смутой голь перекатная…
Наверное, в тот момент вся эта разношёрстная орда объединилась бы вокруг любого воеводы-бунтаря. Однако тут попадание оказалось в самое яблочко: Иван Исаевич Болотников, как мы знаем, оказался талантливым полководцем, умевшим к тому же привлекать к себе людей.
Одерживая одну победу за другой, легко овладевая крепостями, он слал к Молчанову гонцов: самое время сейчас предъявить народу спасшегося царевича – тогда, мол, весь народ за него поднимется! Михалка отделывался обещаниями – достойного кандидата пока найти не мог.
Матвей Верёвкин под именем Лжедмитрия II, а иначе Тушинский вор появится на исторической арене чуть с опозданием…
А на далёком Предкавказье, на предгорном Гребне, среди обосновавшихся на Тереке казаков, в это время развивалась другая интрига, в чём-то имевшая сходство с приведённой.
Надумали гребенские казаки и сами в самозванство поиграть. Правда, на собственно московский трон замахиваться не рискнули. А вот «родственника» царю Дмитрию придумали.
Автором идеи стал хитромудрый казак Федька Болдырин.
– Пусть царь Дмитрий сам хороводит! – внушал он соучастникам задуманного. – А при нём будет племянник его, быдто бы сынок от покойного царя Фёдора Иоанновича. Этот племянник и станет заступником казачьим при государе.
Идея понравилась. Без особых споров придумали и имя: Пётр Фёдорович, внук Иоаннов… Звучит!..
– И кто этим Петром станет? Сам, небось, хочешь? – подначивали казаки автора задумки.
– Не, куда мне! – нежданно для всех решительно отрёкся Болдырин. – Илейка пусть будет! – кивнул он на одного из сподвижников. – Он по России немало хаживал – человек бывалый…
Так нежданно-негаданно для себя простой казак Илия Коровин, по прозвищу Муромец, обратился в племянника московского государя Дмитрия, и вошёл в историю как Лжепётр.
Впрочем… Много позже некий умный человек, если не ошибаюсь, Бестужев-Марлинский, произнесёт замечательную фразу. В историю можно войти – а можно влипнуть. Так что Илейка Муромец скорее именно влипнул!
…Лжедмитрий I, прослышав об этой истории, намеревался признать «родственника» и призвать в Москву казачий отряд, рассчитывая на его верность, основанную в первую очередь на том, что они, пришлые, не имеют завязок среди столичных служивых людей… Да не успел воспользоваться.
Казачье войско Лжепетра двигалось Волгой к Москве. Какие-то города откупались от них, мимо каких-то низовая вольница предпочитала проследовать, не беспокоя крепости… А какие-то и зорили…
Тут-то и стало известно о гибели «царя Дмитрия» и о восшествии на престол Василия Шуйского.
…Посовещавшись между собой, «царевич Пётр» и его верный «канцлер» Фёдор Болдырин решили двинуться на Дон, чтобы там разобраться в ситуации – с донцами их сила возросла кратно.
А тут в Путивле попытался поднять бунт против царя Василия Шуйского местный воевода Григорий Шаховской. Дворянство его поддержало, стрельцы – так-сяк… А простой люд против царя бунтовать опасался – не велось так на Руси, чтобы против самодержавной власти выступить!
Против бояр – сколько угодно. А царь-государь – самим Господом на царство посажён, его не замай!
Бунтарям-повстанцам всем требовался царь – царь как альтернатива узурпатору Шуйскому!
Шаховской слал и слал гонцов в Краков к Молчалину: где, мол, «чудесно спасённый», почему задерживается, предъявить его требуется!.. Однако тот отделывался обещаниями…
А тут и дошла до Путивля весть, что на Дону укрывается другой «чудесно спасшийся царевич» – Пётр Фёдорович. За неимением гербовой, как известно, пишут и на простой – присказка эта родилась позднее, однако суть её на Руси существовала извеку… Да и не только на Руси.
И позвал князь Шаховской к себе на подмогу против царя Василия царевича Петра.
К ноябрю 1606 года к Путивлю подошло войско; основу его составляли казаки гребенские, волгские да донские, а также примкнувшие к нему многочисленные беглые. Во главе его стояли самозваный царевич, его «канцлер» Федька Болдырин, да ещё атаман Гаврила Пан.
Поручение
Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь.
От Матфея (7,42)
Царь Василий Иванович глядел сумрачно, оценивающе, недоверчиво.
Иван Воейков испытующий взгляд выдержал. В этих хоромах на него подобно глядели уже, и не раз! И какие государи – Иоанн Васильевич, да и Борис Фёдорович!.. Не тебе, хитростью пробравшемуся на трон, чета!
Относился Меньшой к новому царю насторожённо. За свою жизнь уже несколько раз ошибался, доверившись сильным мира сего, и теперь опасался вновь на мякине попасться…
К тому же сам Шуйский не обладал особым обаянием, чтобы располагать к себе людей. Это не царь Иоанн, за которым его ближайшие сподвижники готовы были в огонь и в воду, особенно в начале его правления; это не царь Борис, который мнимой лаской мог обворожить, который раз за разом обманывал, однако которому вновь и вновь продолжал верить… Это и не Самозванец Лжедмитрий, который привлекал к себе весёлым нравом и каким-то обаянием – несмотря на непривлекательную внешность…
Подозрительный и угрюмый, Шуйский не обладал никакими качествами, к которым человек мог бы потянуться к нему душой.
…Царь, пристально оглядев стоявшего перед ним, опустил взор на лежавшую перед ним бумагу. Содержание её он уже изучил, и оно ему не нравилось. Наушник из Путивля доносил неладное…
– Ехать тебе, Меньшой, в Путивль-городок! – наконец коротко и весомо проговорил царь.
Воейков досадливо хмыкнул. Правда, только про себя, постарался, чтобы недовольство не прорвалось наружу.
Однако Шуйский намётанным взглядом недовольство уловил.
– Что, не хочется? – спросил он.
– Я человек подневольный, государь. Как прикажешь – моё дело волю твою
