Личный тать Его Величества - Николай Александрович Стародымов
В усадьбе Шуйского собрались его сторонники. Заправлял делом боярин Михаил Татищев – тот самый, что накануне ударом кинжала убил своего благодетеля Петьку Басманова. Здесь же присутствовали два брата Василия Ивановича – Иван и Дмитрий, а также его племянник Михаил Скопин, возведённый убиенным Лжедмитрием в Великие мечники. Поддерживал притязания Шуйского и только недавно вернувшийся из ссылки боярин Иван Колычев по прозванью Крюк.
От городского населения на собрании присутствовали купцы Мыльниковы. У Василия Шуйского в купеческой среде сторонников оказалось немало, так что на поддержку московских обывателей он рассчитывал именно благодаря данному обстоятельству.
Таким образом, собравшиеся сочли, что они вместе представляют что-то типа малого Земского собора, в котором оказались представители всех слоёв общества – кроме крепостных, понятно, у них по определению своего мнения быть не может. Заручились поддержкой полковника Стремянного стрелецкого полка. Определились, что венчать на царство станет митрополит Крутицкий Пафнутий, также присутствовавший на совещании преданный Шуйскому священник; лжедмитриева же ставленника Игнатия – гнать с патриаршества!
Тут же, кулуарно, и провозгласили Великим князем Московском и царём Всея Руси князя Василия Ивановича Шуйского. Об этом торжественно объявил его доверенный Михаил Татищев.
– Многая лета государю!.. Царю московскому – слава!.. – зашумело собрание.
– Погодите ещё! – усмехнувшись, пригасил веселье Татищев. – Теперь нужно остальных к присяге привести!
Текст присяги заготовили заблаговременно. Над текстом особо не мудрствовали – не до того! Главное – напор, чтобы присягнули на верность, а внутренние несуразности… Да Бог с ними, с несуразностями, потом разберёмся!
Короче говоря, план разработали, предусмотрев как будто бы всё!
И на рассвете – закрутилось!
Провозглашение
Вы достойны смерти за то, что не бережёте господина вашего помазанника Господня.
1 Цар. (26,16)
Майские ночи короткие. А люд московский с рассветом уже на ногах.
Несмотря на продирающий не по сезону холод, первые лучи выглянувшего из-за горизонта солнышка на Торгу встречает множество народа.
Впрочем, именно торговля сегодня для собравшихся – не главное! Даже не то что не главное – ею вообще никто не озабочен!
Посередине площади стоит большой разделочный стол. На нём брошено обнажённое, мёртво-серое, закостеневшее тело Самозванца. Всё изуродованные, исколотое, избитое, в подтёках засохшей крови… А главное – живот вспорот, из него выпирают вздувшиеся сизые внутренности… Какой-то баловник умостил на изуродованное брюхо потешную маску; от разбухавших газами потрохов она скосилась, смотрелась жутко и нелепо. Из раскрытого в неслышном крике рта несчастного криво торчала дудка.
Москвичи подходили к покойнику боязливо. Привычные к виду смерти, тут они робели – слишком глумливо выглядело тело вчерашнего царя. Царя! – пусть и объявленного самозваным!
А на Ивановской площади Кремля, с Лобного места уже надрывался Михаил Татищев.
– Земский собор провозгласил государем Всея Руси боярина и князя Шуйского Василия сына Иванова!.. Вы знаете, жители столицы, насколько он пострадал от Самозванца за то, что старался отстаивать интересы русского народа!..
– Волим на царство князя Василия! – надрывались в разных концах площади подговорённые Мыльниковы получившие мзду обыватели.
– Князя Василия на царство! – вторили им стрельцы Стремянного полка, получившие только нынче ночью двойное жалование и бочку вина. – Долой иноземцев из столицы!
А самого Шуйского уже встречал в Успенском соборе его верный приверженец Пафнутий.
…17 мая был свергнут Лжедмитрий. 18 мая власть в государстве валялась бесхозной. 19-го её подхватил Василий Шуйский.
Ошеломлённые таким напором остальные претенденты на царскую корону ничего предпринять не успели.
И вот ведь что удивительно!
Большой вопрос, признало бы боярство столь скоропалительный взлёт Василия Шуйского на престол, если бы не два обстоятельства, которые вынудили всех примириться с данностью.
Истерзанное тело царя Дмитрия пролежало на разделочном столе посреди Красной площади полдня. Потом сюда подогнали флегматичную клячу, привязали к её сбруе за ноги труп, и поволокли его прямо по мостовой к Серпуховским воротам. Там и зарыли вне кладбищенской ограды, без отпевания…
В тот же день по Москве поползли слухи. Вроде как из той могилы доносились звуки. Кто-то слышал ангельские хоры, кто-то шум Преисподней… Но звуки доносились – в том многие божились.
Рассказывали, будто свечение исходит по ночам от места погребения несчастного. И опять расходились в оценке: адские ли то сполохи, райское ли сияние… Но свет видели, опять же, многие.
О призраках говорили, которые бродят по ночной Москве, пугая припозднившихся прохожих… Кто-то встречал покойного Самозванца, который предрекал жуткую месть горожанам за смерть свою лютую, за то, что его закопали без соблюдения обрядов, за то, что царство оставили без законного царя, а «Васька-де, недолго просидит»… А кто-то видел и покойного царя Бориса, который грозил москвичам многими бедами за то, что они сына его, несчастного Федьку, не уберегли, что над дочкой Ксюшей глумление попустили, да в столицу православного царства многие тысячи иноземцев-латинян впустили…
Вызревал бунт. А московский бунт – жуткая сила! Как вскипит, так сокрушит всё что угодно – не разбирая правоту или вину попавшегося под горячую руку, а то и под лихой кистенёк…
Так что Боярская дума в этих условиях собралась почти в полном составе – и сторонники Шуйского, и соратники покойного Лжедмитрия, и те, кто считал состоявшиеся выборы царём Шуйского незаконными… Все понимали, что если чернь взбунтуется, на орехи достанется всем, вне зависимости от того, каких политических взглядов придерживаешься. Главное теперь – бунта не допустить, а с Шуйским и потом можно разобраться!..
Причём, соратники Самозванца старались не выпячиваться, понимали, что не их день нонче.
После некоторых споров пришли к почти единогласной точке зрения. Чтобы пресечь разговоры о звуках, доносящихся из могилы, да о сиянии над ней, порешили тело убитого царя сжечь, а прах развеять по ветру.
Так и поступили.
К Серпуховским воротам притащили подвижную башню, которую месяцем ранее изготовили по приказу покойного, и первоначально предназначенную для потехи. Однако Самозванцу она понравилась, и он решил везти её на барже под Азов, куда собирался организовать военный поход.
Башня предназначалась для штурма крепостей, внутри имела две боевые площадки, на которых планировалось установить несколько пушчонок или затинных пищалей… А также багры наподобие абордажных, да мостки, чтобы перекинуть их на крепостную стену…
А главное – размалевали её, эту башню, картинами из Преисподней: как черти котлы топят, а в тех котлах грешники варятся. И языки адского пламени художники изобразили очень уж натурально… В народе ту башню так и именовали – Адом.
Вот и решили бояре: сжечь тело Самозванца в «Аду», а точнее, вместе
