Её скрытый гений - Мари Бенедикт
Я скорее чувствую, чем вижу, что кто-то присоединяется ко мне. Оглянувшись, я наблюдаю изящный профиль моей любимой тети Мэйми. Хотя я подружилась со своей тетей Элис и научилась ценить ее общество после возвращения в Лондон, поскольку мы теперь живем рядом, и я часто навещаю ее, я восхищаюсь интеллектом и политической работой, которую ведет старшая сестра моего отца, Мэйми, ее поддержка и ободрение для меня очень важны. Они заменяют мне тепло и участие, которых я не могу дождаться от собственной матери — то ли их нет, то ли она не считает нужным их показывать.
Мы улыбаемся друг другу, и тетя говорит:
— Всё в порядке, Розалинд?
— Конечно, тетя Мэйми, — отвечаю я. — Почему вы спрашиваете?
— Ты выглядишь приболевшей. Может, переутомилась? Королевский колледж тебя изматывает?
— Работа увлекательная, но, окружение… — я колеблюсь. Действительно ли я хочу начинать этот разговор сегодня вечером? В присутствии родителей? Я искренне улыбаюсь тете и в общих чертах рассказываю о своей ситуации. — Думаю, вы знаете, каково это — работать в мужском мире.
Ее теплая рука ложится на мое предплечье.
— Конечно, дорогая племянница. Быть одной из немногих женщин в совете графства порой изнурительно, думаю, у тебя в науке то же самое. Но это жертва, которую мы приносим, чтобы творить добро и служить примером.
— Конечно, тетя Мэйми. Я напоминаю себе об этом каждый раз, как возникает новое препятствие.
— Молодчинка, — говорит она, на этот раз похлопывая меня по руке. Когда тетя Мэйми называет меня так, звучит ободряюще. Но когда это же слово употребил Уотсон, я едва не взорвалась. — Полагаю, ты скоро отправишься в большое зимнее путешествие, чтобы восстановиться? С каждым годом они становятся все интереснее.
Мне не хочется отвечать. В этом году я просто не могу найти в себе сил спланировать путешествие и отправиться куда-то. Не то стресс из-за Уилкинса совсем вымотал меня, не то чувство вины за то, что оставляю Рэя. Все, что я могу, — это завершить этот марафон, держа противников на расстоянии вытянутой руки и конкурентов далеко позади. Я придумываю приемлемый ответ, в котором будет намек на правду, но без подробностей моего ужасного положения:
— Только между нами? Мне кажется, я не выдержу новых нотаций от отца.
— Между нами. Хотя, призывая следовать традициям, отец хочет защитить тебя.
Я игнорирую ее объяснение мотивов папы — я и сама знаю, что его намерения добры — и говорю:
— Работа в Королевском колледже открыла для меня потрясающие научные возможности, но цена за это для женщины-ученого там слишком высока. Мне предложили лучшую должность в Биркбеке, там более благоприятная обстановка. Но прежде, чем уйти, за пару месяцев я должна завершить гору исследований. К сожалению, нет времени на отпуск.
По взгляду тети Мэйми я вижу, что она поняла мою ситуацию слишком хорошо — лучше, чем мне бы того хотелось. Она открывает рот, чтобы задать новый вопрос, но меня спасает мама.
— Розалинд! Мэйми! Пора садиться за стол.
Мне отвели место в торце длинного стола, напротив отца. Устроившись рядом с сестрой, тетями и невесткой, я оглядываю праздничное убранство. Все обычные для Хануки блюда на месте — от ароматной говяжьей грудинки до идеально хрустящих картофельных латкес, рядом тарелки с традиционным английским ужином, на случай если мы устанем от праздничной еды. Свечи мерцают, посуда блестит, и кажется, что каждый излучает праздничное тепло. Именно в такие моменты я задаюсь вопросом — несмотря на мою любовь и приверженность науке, — верный ли путь я избрала? Может, правильнее было последовать по проторенной дороге, проложенной для меня семьей — возможность, украденная нацистами у стольких еврейских женщин и мужчин во время этой ужасной войны? Не должна ли я ради них, от их имени продолжить традиции Франклинов?
Но потом я вижу, как мои родственницы проверяют, что тарелки мужей наполнены, прежде чем накладывают себе, и весь ужин не сводят глаз с мужчин, следя, чтобы все их желания тут же исполнялись. Даже Мэйми — влиятельная фигура в политических кругах — словно старается, чтобы все в ней поблекло в присутствии этих мужчин — ее голос, ее мнения, ее существо. Я не могу вести такую унизительную жизнь, даже если это благородное, традиционное существование. Прежде всего и навсегда я — исследовательница, и должна нести это звание ради всех людей.
Глава тридцать шестая
15 декабря 1952 года
Лондон, Англия
«Признай это», думаю я. Теперь ты добровольно вступила в гонку. Я не о том соревновании, на которое невольно подписалась, поступив в Королевский колледж, а про попытку завершить работу до увольнения. И про состязание за то, чтобы сохранить Рэя рядом с собой до финиша.
Для этого мне придется отгородиться от всего мира и проводить большую часть времени в лаборатории, рискуя навлечь на себя гнев папы. Я вынуждена буду отказаться от семейных обедов, чаепитий с тетушками, участия в мероприятиях папиного благотворительного фонда помощи животным и моих обязанностей в папином колледже для рабочих, даже от прогулок с Урсулой, которые я обычно не отменяю. Я должна быть целеустремленной. Только Рэндалл и его задания могут отвлечь меня от исследований, потому что я хочу как можно скорее покончить с обязательствами, привязывающими меня к Королевскому колледжу.
Мы с Рэем стоим в лаборатории, словно животные в зоопарке, ожидающие посетителей. Сегодня в Королевский колледж приехал с ежегодным визитом комитет по биофизике Совета по медицинским исследованиям, и все ученые с двух до четырех часов дня должны быть готовы принять гостей. Нас попросили быть очаровательными, блестящими и продемонстрировать наши исключительные успехи в реализации проектов, включенных в отчет, который раздали членам комитета сегодня утром. Я распереживалась, готовя материалы для этого отчета по указанию Рэндэлла — терпеть не могу разглашать какие-либо данные раньше официальной публикации. Но разве мне оставили выбор? Все это нужно, чтобы получить финансирование и поддержать подразделение на плаву.
Не могу дождаться, когда этот день закончится. Оглядываюсь на Рэя. Вижу, что ему так же некомфортно в накрахмаленном лабораторном халате, как и мне. На меня накатывает волна
