Её скрытый гений - Мари Бенедикт
В записке я объявляю о смерти «почившей в бозе спирали», сожалею о ее кончине «после продолжительной болезни». После этого я приглашаю всех на поминки, чтобы оплакать ее уход.
— Это гениально, Розалинд. Хотя, конечно, мы не можем утверждать наверняка, — присвистнув, говорит Рэй, дочитав записку, — но это едко.
— В этом и суть. Покончить с бесплодными догадками и беспрерывным оскорбительным давлением. Пусть оставят нас в покое, чтобы мы продолжили анализ без вмешательств, смогли тщательно и основательно изучить обе формы, прежде чем бросаться строить модели или делать необоснованные выводы. Таков и только таков истинно научный подход. Меня так учили — работать неутомимо и действовать осторожно.
Рэй очень медленно кивает. Обычно жизнерадостный, сейчас он выглядит непривычно хмуро и угрюмо.
— Вы понимаете, что Уилкинс взбесится?
Не слишком ли далеко я зашла? Из-за меня положение Рэя станет еще более затруднительным. Бедняга и так балансирует на грани, колеблясь между мной и Уилкинсом. И он еще не знает о моем предстоящем увольнении, которое поставит его в полную зависимость от Уилкинса.
Я отбираю у него карточку.
— Забудьте. Я увлеклась и повела себя так же глупо и несознательно, как несносный Сидс.
Рэй тянет карточку обратно.
— Нет, в этом что-то есть. Поминки — всего лишь академическая шутка, гораздо менее оскорбительная, чем то, что обычно устраивает Сидс. — Его лицо снова оживляется. — Вы немало вытерпели из-за его шуток, сплетен и Уилкинса. Ваша работа…
— Наша работа, — перебиваю я его. Каждая статья, которую мы публикуем по нашим исследованиям, будет содержать имя Рэя наравне с моим. Я твердо верю в то, что каждому нужно отдавать должное в полной мере, независимо от табели о рангах.
— Наша работа, — соглашается он, хотя знает, что большую часть признания получу я, потому что у него еще нет докторской степени, — достаточно долго подвергалась клевете со стороны Уилкинса как внутри лаборатории, так и за ее пределами. У нас есть результаты, — он указывает на горы расчетов на лабораторных столах и моем письменном столе, — ему давно пора перестать критиковать вас и вести себя так, словно этот проект принадлежит ему.
Я ошеломлена его поддержкой и силой эмоций. Приветливый Рэй обычно ко всему относится легко, но сейчас я вижу, насколько он серьезен и отважен. «И кто теперь Король Артур?» — с горечью думаю я. Я так привыкла защищаться сама — одна среди мужчин-ученых, без поддержки от семьи — что этот всплеск чувств очень трогает меня. Не успевая задуматься, я делаю то, на что решалась лишь пару раз в жизни. Я обнимаю Рэя.
Затем, смущенная и с пылающими щеками, говорю:
— Простите, Рэй. Просто, просто…
Видя мое замешательство, Рэй говорит:
— Не продолжайте. Я просто сказал правду, и мы оба это знаем, — он широко улыбается, указывая на мои покрасневшие щеки и говорит: — Не будем давать этому Сидсу повод называть вас Рози.
Глава тридцать четвертая
4 октября 1952 года
Лондон, Англия
— Говорят, Кавендиш заполучил Полинга, — говорит Рэй, возвращаясь в лабораторию с двумя дымящимися чашками кофе — одна для него, вторая для меня. Они помогут нам пережить долгий послеобеденный марафон с цифрами. Если бы не Рэй, я бы не знала ни одной сплетни — ни про наш колледж, ни про то, что происходит за его пределами, особенно после ужасной реакции Уилкинса на мой маленький розыгрыш. Баррикады между нами с тех пор стали еще выше, а охрана границ строже.
— Я думала, Лайнусу Полингу запрещено покидать Америку. Кажется, из-за его политических взглядов, абсурд какой-то, — говорю я.
Рэндалл до сих пор не простил Полингу, что тот затребовал наши изображения ДНК, чтобы построить на их основе модель, как он это сделал с белком, а я все еще не простила Уилкинсу, что он сказал Полингу, будто я не собираюсь анализировать сделанные мною же снимки. «Ого», — думаю я. Как Рэндалл вскипятится из-за этой новости, настоящий переворот для Кембриджа.
— Как Кавендишу удалось обойти запрет и переманить его из Калифорнийского технологического?
— В Кавендише не сам Лайнус Полинг, а его сын Питер.
Я откидываюсь к спинке кресла, сую за ухо карандаш. Интересные дела, могу представить, как ученые Кавендиша — особенно Крик и Уотсон — в восторге чокаются кружками, заполучив сына. Готова поспорить, что Крик и Уотсон планируют использовать сына, чтобы получать информацию от отца, которого они обожествляют за успехи в построении моделей. Но я никогда не выскажу вслух такое предположение. По крайней мере, без доказательств.
— Что он изучает? — спрашиваю я вместо этого.
— Точно не знаю, тем более сегодня границы между дисциплинами стираются. Слышал, он будет учиться у Кендрю. Так что, предполагаю, молекулярную биологию?
— Как вы узнали об этом?
Рэй делает глоток кофе:
— Как обычно.
— В пабе?
— Да, но совершенно забыл об этом, пока не услышал сейчас, как Уилкинс и один из его приятелей обсуждали этого новенького Полинга у кофейной стойки. Подумал, вас это может заинтересовать.
— Спасибо, Рэй, — тихо говорю я. Порой мне кажется, что он единственный, кто на самом деле на моей стороне. Да, есть еще дружба с Фридой, но она никак не вовлечена в наш конфликт с Уилкинсом, она просто заведует фотолабораторией, где тот почти не появляется.
Рэй подносит чашку ко рту и замирает. Он раздумывает, не рассказать ли мне еще о чем-то? Что там еще?
— Вы знаете, что Уилкинс часто ездит на выходные в Кембридж? Он подружился с Криком и его женой Одиль, и останавливается либо у них в доме, либо у Уотсона. Они часами сидят в своем любимом кембриджском пабе «Игл».
— Не удивлена, — говорю я, недоумевая, почему Рэй колебался, стоит ли рассказывать мне об этом. Я уже давно заметила, насколько Уилкинс сблизился с Криком, правда, не догадывалась, что он даже останавливается в его доме.
— Кажется, Уилкинс познакомился и с этим Питером Полингом, потому что тот часто по воскресеньям приходит к Крикам на обед, за компанию с Уотсоном.
«Ага, — думаю я. — Их интерес к Полингу именно таков, как я и подозревала». Они пытаются выведать информацию о работе Полинга-старшего по созданию молекулярных моделей и его выводах о спиралях. Но зачем? Брэгг, глава Кавендиша, запретил им работать над ДНК. Но я не произношу этого вслух. Не все догадки можно озвучивать, даже один на один с Рэем. Вместо этого я говорю:
— Какая пестрая компания. Мне жаль жену
