Её скрытый гений - Мари Бенедикт
«Нет!» — думаю я. Как Полингу удалось разгадать эту загадку раньше нас? Все говорило о том, что до недавнего времени он работал исключительно над белками, запрос моих снимков подтверждает, что ему недостает рентгеноструктурных данных о ДНК. Почему уважаемый ученый спешит разрешить эту огромную загадку, которой даже не интересовался до последнего времени? На какие данные полагается при построении очередной своей модели, которыми он знаменит? Насколько мне известно, такие данные сейчас есть только у меня.
— Откуда Брэгг знает, чем занимается Полинг? — выкрикивает кто-то. — Разве они заклятые друзья? — Уместный намек на давнее соперничество между Брэггом и Полингом. Как Брэгг заранее узнал о статье Полинга?
И тут я вспоминаю.
— Сын Полинга Питер работает у Перуца в Кавендише, под руководством Брэгга. От сына сэр Лоуренс и узнал об этом, источник надежный. Думаю, сомневаться не приходится, — говорит Рэндалл.
Уважительная тишина конференц-зала взрывается голосами, все обсуждают новость. Рэндалл поднимает руку:
— Прошу тишины. Я еще не закончил.
— Новость огорчительная, если не сказать обескураживающая. Прежде чем я продолжу и расскажу о ее о последствиях для нашего собственного отдела, хочу поделиться соображениями о том, что будет сказано в статье. Нам нужно понимать, с чем имеем дело.
Рэндалл откашливается, а у меня внутри все сжимается. Что Полинг предположил о ДНК? Я много раз громко заявляла, что наука — это не гонка, и все же я не хочу, чтобы Полинг выиграл это состязание, не потрудившись так, как мы с Рэем. Это противоречит моему чувству справедливости и честной игры, тем более что мое время здесь истекает. Я уже попросила Бернала немного отложить мой выход на работу в Биркбеке, чтобы завершить свою работу с ДНК, и вряд ли мне удастся получить дополнительное время.
— Судя по всему, Полинг считает, что структура ДНК представляет собой трехцепочечную спираль с фосфатами в центре. Чтобы продемонстрировать это, он создал одну из своих знаменитых моделей, — в тоне Рэндалла слышна насмешка.
Спираль, да, это его предположение верно, но как он догадался без моих изображений? Но тройная нить? Фосфаты в центре? Те же самые ошибки допустили Крик и Уотсон, когда создавали свою злополучную модель. Мне хочется закричать «ура», но вместо этого я оглядываюсь на Рэя и слегка улыбаюсь ему.
Мой верный ассистент не улыбается в ответ, но задает Рэндаллу вопрос.
— Это заряженные фосфаты или нет?
Только мы с ним понимаем важность ответа на этот вопрос. Если остатки фосфорной кислоты не заряжены, то модель нерабочая. Ее даже нельзя считать кислотой[13].
Рэндалл рассеянно заглядывает в свои записи и говорит:
— Нет, полагаю, нет. Но я проверю.
Мы с Рэем переглядываемся, довольные, что Полинг ошибся. Несмотря на свою репутацию, не он станет первым, кто раскроет подлинную структуру ДНК. Хотя, возможно, позже нам придется не просто представлять научному сообществу свою работу, а опровергать великого человека и построенную им модель, мы уверены: он ошибся и у нас еще есть шанс. И мы так близки.
Даже Рэндалл не осознает всей важности того, что он только что сказал.
— Полинг в статье планирует доказать важность ДНК — она не ниже, чем у белков — и рассказать о роли, которую она играет в передаче наследственных характеристик, самой сути жизни, — Рэндалл глубоко вздыхает и продолжает: — Новость о статье Полинга обескураживает сама по себе. Но этого мало. Его статья повлечет за собой еще одно неприятное последствие.
О нет, вздыхаю я. Надеюсь, это не то, о чем я подумала. Потому что последствия, которые я себе представляю, намного, намного хуже, чем публикация Полингом ошибочной статьи о структуре ДНК.
Ярость нарастает в голосе Рэндалла с каждым словом:
— Похоже, что, проиграв гонку за белками Лайнусу Полингу, Лоуренс Брэгг испугался проиграть гонку за ДНК. Он решил нарушить джентльменское соглашение, которое заключил со мной о разделе сфер исследований между Королевским колледжем и Кавендишем. Он снял запрет, не позволявший ученым из Кавендиша работать над ДНК, несмотря на то что мы занимались этим годами и почти достигли цели.
Кто-то охает. Честно говоря, я удивлена, что не охнули все вокруг. Потому что нарушить джентльменское соглашение между учеными, запустив исследования, которые уже ведутся в другой лаборатории, просто немыслимо.
Рэндалл продолжает:
— С этого момента обе наши лаборатории будут участвовать в гонке за выяснение структуры ДНК — и в каком-то смысле соперничать.
Глава тридцать восьмая
30 января 1953 года
Лондон, Англия
В лаборатории темно. Я закрыла жалюзи и дверь, чтобы ничто не помешало точности наблюдений. Я хочу, чтобы точки и пятнышки на пленке заговорили со мной на своем языке, доверили мне секреты структуры. «Нужно поторопиться, — шепчу я им. — Мое время на исходе».
Я располагаю снимок на световом коробе. Фокусируясь на паттернах, вижу разворачивающиеся передо мной спирали и цепи, которые их связывают. И вдруг не вижу вообще ничего. Лабораторию заливает ослепительный свет, и я теряю способность видеть.
Щурясь, я оглядываюсь на дверь. Вижу долговязую фигуру с высокой копной вьющихся волос. Когда глаза привыкают к свету, я понимаю, кто осмелился войти в мою лабораторию без приглашения, даже не постучав из вежливости. Джеймс Уотсон.
— Что вы здесь делаете? — выпаливаю я и в кои-то веки не ругаю себя за несдержанность. Уотсон заслуживает резких слов — и за это грубое вторжение, и за свой снисходительный тон, которым он всегда ко мне обращается.
— И тебе приветик, — отвечает он со своим гнусавым американским акцентом.
Я решаю проигнорировать его грубую реплику.
— Чем обязана?
— Рози, знаешь ли, я забрел сюда не совсем случайно.
— Меня зовут не Рози.
Он в замешательстве хмурится.
— Извини, я и правда думал, что это твое прозвище.
Я не чувствую насмешки в его тоне, но это не значит, что ее там нет. В конце концов, я знаю, откуда взялось прозвище «Рози», и могу представить себе множество уничижительных разговоров обо мне за кружкой пива в кембриджском пабе.
— Меня зовут Розалинд Франклин, и в любом случае между нами нет тех отношений, что позволяли бы прозвища. Можете называть меня доктор Франклин, — я редко настаиваю на этом официальном обращении, но почему-то здесь и сейчас это кажется абсолютно необходимым.
— Ладно-ладно, доктор Франклин, я оказался сегодня в вашем кабинете не без причины…
— Хотя и без предупреждения.
— Извините, что врываюсь, но свет был выключен, а дверь приоткрыта.
— Я абсолютно уверена, что дверь не была приоткрыта. Я тщательно закрыла здесь все, прежде чем включить световой короб. На самом деле, вы увидели, что
