На острие меча - Вадим Николаевич Поситко
Диомен сощурился, всматриваясь внимательнее.
– Галл! – прошептал он едва слышно и с трудом сдержался, чтобы тут же не плюнуть себе под ноги. Но уже в следующую минуту его язык лихорадочно облизывал пересохшие вдруг губы…
К группе римских командиров присоединился еще один офицер и, по всей видимости, рангом не меньше Галла. Выше среднего роста, крепко сбитый, в легком кожаном доспехе, на котором серебрились накладки в виде вставших на дыбы лошадей, он был единственным, кто обнажил голову и нес шлем с черным, как и доспех, плюмажем под мышкой. Загорелое, мужественное лицо его оставалось серьезным, но в светлых глазах плясали огоньки торжества. Даже с расстояния в двадцать шагов это было отчетливо видно.
«Аквила! – молнией прошило мозг Диомена. – Он-то что здесь делает?»
Год назад по приказу Митридата он посетил Никомедию, столицу Вифинии. Вот тогда, собирая любую полезную для своего господина информацию, и стал случайным свидетелем выступления Гая Юлия Аквилы на городской площади. Тот произвел впечатление человека прямого, идущего напролом и до конца, но главное – далеко неглупого! В его лице, случись война, царь Боспора обрел бы опасного… очень опасного врага. И вот он здесь, в Херсонесе! Но зачем?
Постепенно к нему стало приходить понимание. Являясь правой рукой наместника Вифинии, но, по сути, как поговаривали местные, его соправителем, Аквила мог появиться в Таврике только с одной целью – привести дополнительные силы для армии Галла. Взгляд Диомена переместился на дальний пирс, откуда явился вифиниец и где выстраивался очередной отряд, воины которого были в не характерных для римлян длинных туниках и конической формы шлемах.
«Сирийские лучники, провались они в Аид!» – узнал он наемников, которых встречал в Никомедии и много слышал об их меткости и жестокости в бою. У каждого за спиной висел полный стрел колчан, имелись кинжал и меч, а защитой служил пластинчатый доспех, походивший издали на рыбью чешую.
– Ну, точно детишки Посейдона! – хохотнул рыбак, также заметив необычных воинов, двинувшихся к основному строю.
Диомен насчитал их порядка двух сотен и прикусил губу. Явно, что это было не все воинство, что притащил с собой вифиниец, а только малая его часть. Но каков эффект! Жители Херсонеса смотрели на смуглолицых лучников широко открытыми глазами и строили по их поводу самые невероятные предположения. Громко, не стесняясь в выражениях и жестах.
Тем временем Аквила встал рядом с Галлом и что-то негромко сказал ему. Оба улыбнулись.
«Что ж, смейтесь, смейтесь… пока еще можете», – зло скрипнул зубами Диомен, решив, что пора выбираться из толпы и готовить донесение царю.
Сосед недовольно поморщился, когда он, поворачиваясь, задел его плечом.
– Уже уходишь?!
– Насмотрелся. А дела ждать не будут.
– И то верно.
– Удачного тебе дня, уважаемый, – пожелал рыбаку боспорец, ныряя в источающее запахи пота и благовоний скопление тел.
– И тебе того же, – полетело ему в спину, но он не обернулся.
Когда Диомен выбрался наконец на свободное от людей пространство, то ощутил, как сильно он голоден. Приличная таверна находилась неподалеку, на площади храма Девы, и он, не раздумывая, направился к ней. За сытным обедом всегда лучше думается. А ему было о чем поразмышлять.
Глава 15
Солнце почти достигло зенита, когда несший вахту матрос вытянул руку в направлении моря и прокричал:
– Корабли! Боспорцы!
Известие это мгновенно облетело всех, и к обоим бортам корабля скатились волны легионеров. Сохраняя внешнее спокойствие, Лукан поднялся на башню, где совсем еще юный, с черными завитушками волос проревс, продолжая тянуть руку, повторил:
– Корабли, господин!
Море сверкало нестерпимо, и Лукан прикрыл ладонью глаза, всматриваясь в два темных силуэта, казалось, застывших на его ровной глади. Впрочем, эта неподвижность длилась недолго. Корабли развернулись и довольно скоро исчезли из поля зрения, слившись с бледно-голубой дымкой. «Разведчики», – догадался трибун и перевел взгляд на тянувшийся по левому борту судна берег. С расстояния в полторы мили тот выглядел изломанной живописными пиками гор серо-зеленой полосой, над которой прозрачным куполом нависало небо. Девственно-чистое, почти прозрачное. Лишь далекие размытые пятна легких перистых облаков и крохотные точки парящих орлов нарушали его идеальную синеву. Мир словно погрузился в божественный полуденный сон, и ни всплески воды от буравивших ее поверхность весел, ни крики неугомонных чаек, казалось, не в силах его пробудить…
Лукану почему-то вспомнился тот день, когда он впервые увидел Херсонес – сияющий островок жизни, к которому приближался его корабль. С того памятного момента прошло немногим больше месяца, и нельзя сказать, что это время не было богато на события. Вначале Лукан с головой ушел в свою миссию, которая, если быть честным, не особо его отягощала и которую скрасила неожиданная встреча с Кезоном – человеком из его недалекого прошлого. Затем, с прибытием Галла, начались сумасшедшие дни подготовки к походу: первый удар командующий решил нанести с моря, захватив форпост Боспорского царства Феодосию и вынуждая тем самым Митридата на морское сражение. В том, что оно будет, никто не сомневался, а решительность, с которой готовил к нему свою армию Авл Дидий Галл, вселяла во всех – и в римлян, и в херсонесцев – уверенность в своей победе. Даже едкий на язык Марциал замечал по этому поводу:
– Активные действия нашего командующего радуют. Лично я, друзья мои, уже вижу, как корабли боспорского царька идут ко дну.
Сказать, что их встреча была теплой – не сказать ничего. Марциал сразу же заявил, что Лукан должен немедленно отвести их с Флакком в лучшую таверну Херсонеса. При этом он недвусмысленно подмигнул Марку, намекая на то, что их товарищ, безусловно, уже присмотрел для такого мероприятия достойное заведение. А поскольку они не делали из своих намерений тайны, то в питейное заведение отправились все пятеро трибунов. Аттиан вместе с Галлом, Аквилой и Котисом присутствовал в это время на торжественной трапезе, устроенной верхушкой полиса в честь прибытия римской армии.
Впрочем, назвать «армией» переброшенные в Таврику войска можно было с большой натяжкой. Вместе с трехтысячным (не считая двух сотен сирийских лучников) отрядом Аквилы боевой корпус насчитывал порядка 12 000 человек – достаточное, по мнению римлян, количество воинов для ведения небольшой войны. Такая практика существовала давно, с тех пор как Рим, подобно набирающему вес туру, стал обрастать провинциями. В них редко бывало спокойно. Народы, которым мечи латинян «несли блага цивилизации и просвещение», не всегда эти «блага» желали принять, а потому время от времени Империю сотрясали восстания и бунты, нередко выливавшиеся в настоящие войны.
И все же Восьмой легион
